– Лежать!!! – Я сильно, причиняя боль, дернула собаку за ошейник.
Ричард так удивился, что даже забыл на время о своем враге. Никогда прежде я с ним так не обращалась.
– Лежать, – повторила я тише. – Разве ты не слышал? Как тебе не стыдно?
Ричард лег и затих, смущенно отвернувшись. Мне и самой стало стыдно, но как иначе я смогла бы отвлечь пса?
– Вопросы у меня к тебе, кнопка, имеются, – сказал дядя Жора.
– Хорошо. Завтра я к вам приду. Если есть вопросы. А сейчас… Пес очень большой и очень сильный, дядя Жора. И очень вас не любит. Сами знаете за что. Долго я его не удержу. Так что вы уж уйдите… от греха подальше.
– Завтра – так завтра. Смотри, не обмани. – Дядя Жора собирался повернуться и уйти, но я его остановила:
– Спиной не поворачивайтесь. Извините. Просто сделайте шаг в сторону и стойте к нам лицом.
Дядя Жора не стал, как другие взрослые, спорить и капризничать, а молча сделал, как я просила.
Я встала, подняла собаку, скомандовала: «Рядом!» – и побежала, набирая скорость, чтобы поскорее увести пса от опасности. Опасности, которая грозила не только дяде Жоре, но и Ричарду – я всегда помнила, как поступают с собаками, которые нападают на людей.
«Как же он нас нашел?» – подумала я на бегу и тут же сама себя обозвала дурой. Мы ведь и не прятались, удивительно, что он не нашел нас раньше. Лодочная станция, собачья площадка и конюшня находились не так уж далеко друг от друга.
Я корила себя за то, что сама не пошла к нему. Я собиралась. Хотела сходить, выкупить Ричарда по-честному, но мне было так противно разговаривать с человеком, избивающим собак палкой, что я все время откладывала этот визит.
Вот мы и попались. Ну, хорошо. Ричарда отнимать он не собирается. Наверное, хочет денег. Ну да – а какие такие «вопросы» у него ко мне могут быть? Хотел бы в милицию сдать, как мама говорила, так давно бы сдал. Значит, деньги ему нужны. Ладно, денег я добуду как-нибудь.
Мы взбежали на второй этаж, я открыла дверь, усадила Ричарда у порога, тщательно вытерла ему брюхо, лапы, растерла спину сухой тряпкой и отвела на место.
Пес послушно лег. Морда у него была грустная.
Я села рядом на пол, положила собакину голову к себе на колени, стала гладить по морде, по глазам.
– Ну прости меня. Прости. Ты был прав, конечно, стоило его укусить. Только я никак не могла тебе этого позволить.
Ричард выпутался из моих рук и лизнул меня в нос.
– Не печалься, дружочек, ничего он нам не сделает. Обещаю.
Тренировок у меня в тот день больше не было, и вечером я осталась дома, чем до смерти напугала маму.
– Глория, ты никуда не идешь сегодня? Ты не заболела?
– Не беспокойся, мам, просто тренировку отменили.
– Вот и хорошо, хоть отдохнешь… Уроки сделала?
– Да, мам.
– Ну, отдыхай… Ты точно хорошо себя чувствуешь? Ой, пирожки! – И мама газелью умчалась в кухню, а мы с Ричардом остались валяться на колючем солдатском одеяле, которое подарил нам дедушка – специально для «половой жизни», – наслаждаясь редким праздником, можно сказать, торжествуя лень, ведь нам нечасто выпадали такие вечера.
Я все время куда-то бежала, что-то делала, спала и читала только урывками, так что у Ричарда была собачья работа во всех смыслах этого слова. А тут – уют и полумрак, тишина, мягкий свет настольной лампы да еще запах пирожков словно окутывали нас семью покрывалами покоя.
Я читала, лежа на животе, а Ричард спал, сложив голову и передние лапы мне на поясницу, и только я успела подумать, что дома может быть не так уж плохо, если никто не дергает, как вошла мама, включила верхний свет, и волшебный кокон безмятежности исчез.
– Гло, сколько можно повторять, не читай при таком свете – глаза испортишь. И вообще, иди умывайся – и спать, раз в жизни надо нормально выспаться. И книжку дай сюда, я тебя знаю, будешь втихаря до утра читать.
Я выползла из-под Ричарда, который моргал сонно и бессмысленно, отдала маме книжку и пошла в ванную.
– Спокойной ночи, детка. Там, в духовке, пирожки, возьми завтра с собой, перекусишь после тренировки, Гешечку угостишь…
– Хорошо, мам. Спокойной ночи.
Я почистила зубы, прибрала одеяло с пола, погасила свет, устроилась на своем диванчике, свесив руку вниз и поглаживая Ричарда по носу.
Мама запрещала псу спать со мной, но он, конечно, спал – дождавшись, когда в доме повиснет сонная тишь, вспрыгивал на диван и укладывался рядом, впечатав меня в стенку (пес был большой, а диванчик – маленький). Я обнимала его за шею, и мы мирно засыпали.
Будильника у меня не было, Ричард просыпался в полседьмого и стаскивал с меня одеяло.
Утром я обшарила все свои заначки. Набралось двадцать пять рублей и еще трешка мелочью.
– Маловато для выкупа, – сказала я Ричарду, запихивая деньги во внутренний карман куртки. – Эх, собаконька моя, переходим на военное положение. Боюсь, в ближайшее время никакой говядины тебе не светит. Ну, ничего, свобода дороже.