Вернуться, чтобы уйти

– Браво, батя!.. У большевиков ты бы сорвал аплодисменты! – сказал появившийся в конюшне отец. – Но не они ли тебя из России выперли?

– Они, – повернулся к сыну старик. – Однако, Иван, с годами многое по-другому видится…

– Неужто простил Совдепию? – удивился тот.

– Простил не простил… Разве это что-то меняет?

– Для него меняет, – кивнул отец на лейтенанта. – И мне интересно узнать, что ты нового в большевиках узрел?

– Ты вот, Ванька, все «большевики да Совдепия»… Согласись, положа руку на сердце, что Россия хрен бы далась в семнадцатом году Ленину с гоп-компанией, кабы ей не подсобили. Пока мы, серошинельные, на фронтах в окопах вшей кормили, в столицах ее разворовывали сначала воронье из компании Гришки Распутина, потом «временные» Керенского. Эти уж вовсе обдирали страдалицу как липку, а православный народ, чтобы их воровства не углядел, забалтывали на революционных шабашах. Власть-то при них, «временных», как пьяная шлюха, в грязи валялась. Большевики лишь раньше других догадались ее поднять…

– Чтобы потом в еще большей грязи вывалять, – зло усмехнулся Иван.

– Эх, Ванька, Ванька! – осуждающе качнул головой старик. – Знаю, ты мне будешь говорить о потерях в войнах, о миллионах каторжан в сталинских концлагерях… Оправдать все это – упаси господи, во веки веков!.. Жутко!.. Но подумай, сын, что это за народ «неполноценный» такой – русские? Приняв немыслимую смертную Голгофу, которой еще ни один народ не принимал, исхитриться снова возродить из пепла свою державу, перед мощью которой даже вашей наглой Америке приходится теперь гнуться. Длинную жизнь я прожил, Ванька, а не понимаю, как это возможно стало. Не понимаю, хоть убей! Видать, сам Господь за большевиков был, а?.. – смахнув мокреть с вислых казачьих усов, смущенно посмотрел он на сына. – Может, и прозрел бы твой горемычный отец, ежели бы ему хоть раз довелось бы сердешно погуторить с русскими из-за «железного занавеса». Не учли большевики, что я пять лет с нацистами бился насмерть. За одну Францию я, что ли?.. Нет. Больше за нее, Расею-матушку. А она мне от ворот поворот… Не тешу себя, что поймете вы мою стариковскую боль.

– Почему же не поймем, батя? – обиделся на старика сын.

– Американцы вы…

– Не раскисай, дед! – обнял старого казака за плечи внук. Тот сердито отстранился:

– Ты, Егор, мою фамилию и имя мое носишь?..

– Как же иначе? – сказать деду, что у него теперь фамилия и имя на английский лад произносятся, Метлоу не посмел.

– Вот и попытайся за меня додумать и понять то, чего сам я понять не смог.

– Обещаю, если случай представится, – отвел глаза в сторону внук. Тогда он даже не предполагал, как скоро ему представится такой случай – сразу по возвращении на базу Гуантанамо. Какой-то незадачливый русский морской пехотинец, из охраны ракетных установок, в ночной тропический ливень заплутал в кубинских джунглях и напоролся на колючую проволоку, окружавшую американскую базу. Командование приказало Метлоу допросить его по полной программе.

– Осторожнее с ним. Русский – просто какой-то очумелый, – предупредил Метлоу командир патруля, захватившего русского на колючей проволоке. – При задержании он одному моему парню свернул шею, а еще троим ребра переломал.

Перед Метлоу предстал широкоплечий скуластый парень примерно его возраста, с сильными крестьянскими руками, скованными стальными наручниками. На его изодранной черной гимнастерке топорщились погоны с тремя лычками, под ней светилась полосатая тельняшка.

– Имя, возраст, номер и место дислокации воинской части? – задал дежурные вопросы Метлоу, стараясь не глядеть на его окровавленное лицо. Тот будто не слышал вопросов. – Не советую упрямиться, сержант. За информацию, интересующую нас, перед тобой откроются двери свободного мира. В нем много колбасы и красивых вещей, потому что у нас нет колхозов и коммунистических начальников.

Смысл его слов, видимо, дошел до морпеха.

– Говоришь по-нашему правильно, – смерил он его угрюмым взглядом. – Русский, что ли?

– Русский, – Метлоу доброжелательно улыбнулся. – В Штатах много русских. У тебя, как и у всех нас, будет семья, дом и много долларов…

– Были бы руки свободны, придушил бы тебя, как крысенка, чмо бандеровское! – выдохнул морпех. И не сказал больше ни слова.

Через несколько дней Метлоу, после напряженной смены в радиорубке, чтобы унять головную боль и звон в ушах, по привычке отправился к морю. На подходе к берегу его внимание привлекла стая чаек, мельтешащая с тревожными криками над пенной кромкой прибоя. Подойдя ближе, он остолбенел – накатные волны били о камни бездыханное человеческое тело. На утопленнике угадывались остатки полосатой тельняшки. Кисти его раздувшихся рук сжимали стальные наручники.

«Русский морпех, – догадался Метлоу. – Охранники забили, а труп выбросили в море, сволочи!»

Потом выяснилось, что парни из ЦРУ решили забрать его на авианосец и там поработать с ним. Когда выволокли беднягу из вертолета на палубу, он смел всех с дороги и бросился за борт. В наручниках сразу пошел на дно. Так сказать, самоликвидировался…