Вернуть огонь

Тон был вовсе не тот, когда о приличиях волнуются. Я вскочила, пошарила глазами и руками в поисках вещей. На диване, вокруг него и под ним… Нашла юбку и сапоги, остальное мне торопливо подали. Пока возилась с завязочками на блузке, Родион успел и одеться, и мой выложенный телефон с ключами от квартиры отыскать. Я натянула сапоги, пространство взорвалось звуками сирены и механическим голосом по громкоговорителю. Пожарная тревога?! К горлу подкатила паника, охватило оцепенение. Черт-черт-черт! Еще не конец?… Я в ужасе уставилась на дверь, Родион метнулся ко мне. Хапнул за локоть, ткнув в руки накидку и выволок в коридор. Пахло дымом и гарью, истошным воем надрывалась сирена. Уши закладывало, ноги не слушались, заплетались. Сама бы давно упала, но меня тащили вперед, к выходу. Мелькали плитки пола, по пятам ползло марево – темное, ядовитое, и веяло от него холодом. Наконец, дверь. Пропуск пикнул у замка раз, второй. Хоть бы хны. Заперто. И на ближайших окнах решетки. Мамочки…

– Спокойно! – Родион каким-то чудом переорал сирену и крепче сжал мою руку. – Есть путь в обход!

Я клацнула зубами, развернулась следом за ним. Коридор затягивало дымом, запах становился гуще, омерзительнее. Обратно бежалось быстрее и, кажется, осмысленнее. Отлично, давно пора взять себя в руки, а не быть беспомощным котенком, которого тянут за шкирку! В конце коридора – еще одна заклинившая дверь и лестница. Задержанное дыхание, шаг к пролету. Залп ледяного холода в затылок, мигом напрягшийся Родион. Из марева вынырнула тень, невнятная, черная. Витком дыма взмыла под потолок, закружилась. Кажется, оно злится… На меня. Гад дохлый, пусть уже упокоится – с миром или без! И невеста его зараза. Всю жизнь мне испортили своими великими чувствами, подсунули это кольцо дрянное. А я просила?… Да пошли они оба! Я выступила вперед, отодвинув сосредоточенного Родиона, и что есть мочи крикнула:

– Иди отсюда! Что ты здесь забыл теперь?!

Оно зашипело, завертелось ураганом, самым настоящим. Искры, заглушающее сирену шипение, дышать нечем. Дыма прибавилось с лихвой, коридор тряхнуло. На ногах не устояла, завалилась на Родиона. Тот, вместо того чтобы разозлиться на меня за отсебятину, с энтузиазмом кивнул. О, значит, можно высказаться? Да легко! Я задрала голову повыше и рявкнула:

– Не люблю я тебя! Не люб-лю!..

С потолка посыпалась труха, все заволокло чернотой. Густой, непроглядной. Я опрометчиво вдохнула, тут же закашлялась. Обдало холодом, затем жаром, мир поплыл. Не стало ничего, кроме ощущений. Необыкновенно ярких, обостренных. Шум в ушах, сумасшедшее головокружение, хватка железных пальцев на запястье. Родион! Потянул прочь, резко и настойчиво. Глаза слезились, душил кашель. Споткнулась о неведомый порожек, пара шагов наощупь… Дым чуть рассеялся. У лестницы окно – широкое, без решетки. Что там говорилось про «в случае пожара»… Звонкий удар, и стекло осыпалось. Меня подсадили на подоконник, почти закинули. Подалась вперед, мягко вывалилась в кусты. Снаружи тоже дым, воздух горький, тошнотворный. Треск, вой сирены и сзади, и вдалеке. Родион спрыгнул следом, поднял меня на ноги. Пошла я сама, откуда-то вдруг силы взялись. С каждым шагом отпускало, мутные пузыри перед глазами лопались и исчезали один за другим. За воротами удалось вдохнуть полной грудью и откашляться.

Мелькнуло белое лицо охранника, что-то тараторил как заведенный, потом медики – отстали бы, а? Толпа зевак, толкаются локтями, так бы и стукнула. Машина… Ура! Я упала на сидение. Он – рядом, ладонь теплая, надежная такая. Дышалось легко и свободно, чувства тревоги как не бывало. Я повернулась к окну. Хоть и окраина парка, пожар вдали был виден отчетливо. Здание полыхало, охваченное пламенем целиком, дым валил до неба. Ого, разгорелось! Площадку за деревьями усеивали пожарные машины, вразнобой вопили сирены и метался народ с камерами и телефонами.

– Он устроил? – я облизала пересохшие губы. – Призрак?…

– Ага. Зато ушел. Артефакт его больше не держит, все кончено.

– Ушел, – повторила я и, до конца не веря, протерла глаза. Ничего не изменилось, разве что дым в небе пошел вширь. Надеюсь, потушат. – Проклятие сняли, призрак изгнали. Насовсем!

– Кардинально, да, – согласился он.

Покосился на гигантский факел торгового центра и, непричастно засвистев, отвел глаза. Что-то мне кажется, ему за это не заплатят… Я откинулась на спинку сидения. Покрутила затекшей шеей, рассматривая глубокую царапину вверху. Неужели проклятия действительно теперь нет? От меня не станут все подряд нос воротить, шарахаться, сбегать через полгорода? Морозилкой обзывать? Да ладно… Даже не знаю, каково это, не чувствовать себя постоянно стремной девицей, рядом с которой любая подружка суперзвезда. Не засыпать каждую ночь с мыслью, что со мной что-то не так. Мама перестанет на праздники дурацкие любовные талисманы дарить? Сочувствующих речей и неудобных вопросов тоже не станет? С ума сойти! Быть такого не может.

Кажется, последнее я произнесла вслух.

– Может, может, – улыбнулся Родион. – Нет больше никакого влияния, я вижу.