Верность.

Господи, неужели моё тело всё ещё умеет ТАК? Неужели оно ещё живое?

Краем глаза заметила как, проследив за моим взглядом, усмехнулся и качнул головой Ник. И это немного привело меня в чувство.

— Мне надо выйти...

Встала перед зеркалом в туалете, закусила губу. Глаза блестят, на щеках румянец. В крови лёгкий мандраж. Какого чёрта? Не стоило пить коньяк? Пожалуй.

И так вдруг захотелось любви... Не секса - а именно чувств. Чтобы быть как та гитара – единственной во всём мире. Чтобы ОН для меня, а Я для него. Чтобы быть с ним, даже когда далеко. Чтобы чувствовать его рядом, даже когда врозь. Отдавать ему себя, свои мысли и чаяния, и знать, что в ответ он без остатка отдаёт свои. И растворяться в этой любви без тени сомнения, потому что не может быть сомнений там, где есть верность. Вот только разве так бывает вообще?

Когда вернулась за столик, музыкант играл уже что-то другое. Боясь снова смотреть на его руки, мазнула взглядом по лицу. Забавно. А ведь я его почти придумала! Ведь я, почти сойдя по нему с ума, даже не удосужилась рассмотреть черты. Мне представлялся чернявый цыган, а оказалось славянин. Светленький, вполне себе смазливенький. Перевела взгляд на Николоса — ничуть не хуже. Тогда какого чёрта мне надо?

— Ник, я хочу уважения к себе, а чувствую только твоё раздражение. Я правда, старалась не обращать на него внимания, но... Любви нет, мы оба это понимаем... — Я замялась, лихорадочно соображая, стоит ли добавить, что она была? С моей стороны точно. Пусть не страсть, а больше похожая на благодарность тень того, что я пережила с Денисом... но всё-таки была! И кто виноват в том, что вместо того, чтобы расцвести и окрепнуть она засохла? Не я, точно! Нет, не стоит и говорить об этом. Незачем. — Тогда зачем нам быть вместе, Ник? Тем более что ты с Анной...

Он мотнул головой, прерывая:

— Разве мои отношения с Анной как-то касаются семьи? Разве я не прихожу ночевать домой, или уезжаю на выходные? Компрометирую тебя? Или вы с Алексом в чём-то нуждаетесь? Нам повезло, мы живём в двадцать первом веке, Мила! Цивилизованное человечество давно освободилось от предрассудков. Каждый из нас — уникальная личность, а потому имеет право на полный спектр эмоций! Ты не понимаешь этого, потому что... — замолчал, подбирая слова.

— Потому, что я русская, да? Дикая, зашоренная советским режимом, далёкая от Европейских ценностей и свобод, да? Ну что ж, да, я такая! Но я же ни к чему тебя не принуждаю, Ник! И я, правда, очень и очень благодарна тебе за всё, что ты сделал для нас с Алексом, ты и сам знаешь это. И развод — это не потому, что моей благодарности пришёл конец. Нет! Это всего лишь свобода в моём понимании. И в первую очередь — свобода для тебя, Ник!

Он раздражённо всплеснул руками.

— Мила, ты не понимаешь! Я и так свободен! И без развода, который на самом деле не что иное, как необдуманное разрушение семьи. И может быть, и тебе пора хотя бы попробовать преодолеть свои стереотипы и стать свободнее?

Мы сцепились взглядами. Хотелось расхохотаться ему в лицо, но было слишком горько.

— Что-то я не поняла, ты что, предлагаешь мне завести любовника? И при этом рассуждаешь о том, что разрушать семью — это последнее дело? Серьёзно? — Помолчала. — Нет, Ник. Я не готова к этому. Не хочу так!

— А я не хочу, чтобы ты уходила.

— Тогда это тупик. А удерживать меня, шантажируя сыном, — преступление. Не перед законом — в данном случае он невинен и слеп, а перед совестью. Твоей совестью, Ник! Ну и чего ты этим добиваешься?

Он на мгновенье отвёл взгляд, но тут же решительно посмотрел на меня снова:

— А если я порву с Анной?

За десять лет брака я так привыкла к его зелёным глазам! К тому, как он думает, прежде чем ответить, к его режиму дня, к предпочтениям в еде и любимой позе для сна... К музыке, фильмам, книгам. К сексу. Наш быт был похож на монолит. Он был незыблем и отлажен до мельчайших деталей.

А сколько души я вложила в наш дом! Каждая вещика, каждый штрих — всё для уюта и тепла. Ведь мне так необходимо было это ощущение родного берега! И я упорно создавала его где-то на чужбине, веря психологам в том, что проблема не в стране проживания, а во мне. В моих прошлых кошмарах и душевных ранах. «Счастье внутри нас» — говорили они. А ещё: «Тот, кто живёт прошлым — лишает себя будущего» и «У каждого есть право на ошибку»...

— А ты порвёшь?

Ну давай, Ник... Скажи ДА.

А он смотрел на меня с интересом, как когда-то давным-давно, когда я, наивная неумелая дурочка, рисовала его портрет, и от этого взгляда мне снова хотелось верить в то, что всё ещё у нас может быть.

И в этот момент густой, бархатный баритон, бросил первый, полный цыганского огня возглас и потянул за живое... И я невольно повернулась к сцене.

И снова гитара, и терзающие её трепетные руки, и закрытые в порыве чувственной страсти глаза. А ещё  — вскинутый подбородок и вздувшаяся от напряжения жилка на шее:

— Я увидел тебя и, увидев, постиг

Всё, что в мире есть мертвом живого,

Я сказал бы тебе, что люблю каждый миг...

Но я знаю, ты любишь другого!