Вернись, а то убью!

- А тебе я должна рассказать… - она замялась, не зная, как назвать свое прошлое.

- Нет, ничего рассказывать не придется, но придется заплатить, если ты действительно совершила что-то очень плохое, - честно предупредил я.

- Чем?

- Болью. Будет больно, но насколько - не знаю. Все зависит от твоего проступка. Вернее от того, как ты к нему относишься. Больше сказать не могу.

С минуту она рассматривала меня так подозрительно, словно пыталась услышать мысли, и я даже слегка запаниковал, хотя и знал, что это невозможно, камеры тоже защищены от применения магии. Потом отчаянно вздохнула, взяла со столика чашу с водой и начала старательно смывать с ногтей что-то невидимое. Я бессильно опустился на край постели, чувствуя, как по спине знакомо ползет холодок. Вот же гархайская баба! Ведь это значит, что ведьма сегодня весь день сидит с этой гадостью на руках! И сделать это она могла только рано утром у меня дома. А вот как ей удалось обмануть магов, отбиравших у подсудимых при входе во дворец зелья и амулеты, можно только догадываться, наверняка в её зелье нет ни капли магии.

Ведьма закончила свое занятие и пошла выливать воду из чаши, я упрямо поплелся следом.

- Что, не доверяешь? - Хмуро спросила она, - не бойся, на ногтях было разное зелье, на одном яд, на другом противоядие.

- Ты же мне не поверила, а я тебе сколько раз говорил, что постараюсь всё уладить, - что-то у меня голос хриплый, словно полчаса пел на морозе.

- Пока ты сегодня гоблинов не спас, не думала, что можно мне помочь, - честно ответила ведьма, - ну, теперь что?

- Теперь мне придется тебя обнять, но не вздумай царапаться, - хмуро буркнул я, и когда ведьма бестрепетно позволила сцапать её в охапку, скомандовал - духи, выносите.

Зеленоватая спираль портала на этот раз вынесла нас не на берег пруда, где стыло рябила под осенним сквозняком серая вода, а в самое сердце заповедных дриадских владений. В обернутый зеленоватым нежным мхом полумрак дальнего подвала. Несколько древней с любопытством взирали на нас с самых невероятных местечек, со стен, потолка и из пышных моховых кочек, в соседнем просторном помещении среди волн мха слабо сиял огромный загадочный цветок.

- Что это? - ошеломленно ахнула Сахта, с восторгом озираясь по сторонам.

- Это цветок жизни, мать всех древней, он согласен прочесть все твои воспоминания, и передать суду, - покорно объясняю я, поглаживая прохладные ладошки своих древней, - но предупреждаю еще раз, он очень не любит получать неприятные эмоции и если ему будет больно в момент чтения, то эта боль отразится на тебе.

- Пусть, - как-то слишком быстро согласилась ведьма, - я согласна. А что нужно делать?

- Сначала слей всю энергию, ты для них слишком горячая, - как умел, растолковал я, если захочет более полных объяснений, пусть спросит Клариссу, они уже несколько лун целой командой пытаются написать про духов четкий трактат.

Но насколько я знаю, пока не могут прийти к согласию в некоторых основополагающих формулировках.

Через миг туфли ведьмы валялись в стороне, а сама она сидела на самой пышной кочке и бесстрашно рассматривала белесые корешки, несмело опутывающие ее щиколотки и запястья.

- Иди, Грег, - робко тянет меня к разгорающемуся сиянью портала древень, - ей потом нужно будет отдохнуть.

Вот так, приведешь к родственникам гостей, а тебя тут же выставят прочь, в притворном расстройстве бурчу я, шагая в портал, и тут же оказываюсь в столовой, стоящим возле ухоженного кустика духов.

Ойкнула служанка, накрывавшая стол к ужину, тренькнула разбившаяся тарелка. Ну вот, еще и собственную прислугу ко всему прочему напугал. А ведь сегодня это только начало.

Ни за что не поверю, что через пару часов сюда не примчится кучка магов. Умыкание подсудимого из-под стражи само по себе достаточное преступление, а если учесть, что я умудрился сегодня наступить им на мозоль, то прибегут они вовсе не за тем чтоб погладить меня по головке.

Конечно, мелькнула у меня мысль отправить Кларе вестника, или заранее с ней посоветоваться. Но насторожило сегодняшнее поведение Леона и захотелось посмотреть, станут меня шантажировать этим проступком или нет. И неважно, что я сам понимаю всю ребячливость своих подозрений, и методов, но как говорит моя бывшая наставница, в каждом мужчине затаился маленький ребенок.

Однако я успел переодеться и поиграть с Дориком, мирно поужинать в кругу своей семьи и набросать план действий на следующий день, а никто так и не пришел.

Легкое беспокойство начинало понемногу перерастать в свербящее чувство тревоги, и одновременно проснулись угрызения совести. Но больше всего мучило понимание того что я очень ловко загнал сам себя в ловушку. И чем больше проходило времени, тем глубже она становилась. Если в первые полчаса мне достаточно было просто послать вестника и признаться, то теперь это выглядело бы, мягко говоря, странно.

Я мерил шагами свой кабинет, даже не осознавая, что перенял эту смешную привычку у Торреля, когда дверь распахнулась и в проеме застыла знакомая фигурка.