Ирину можно понять. Она взяла и вернула свое. А как понять его? Почему он провел ночь в ее постели?.. Оправдания у него, конечно, есть, и все они достаточно убедительны. Но почему так паршиво на душе?
Откуда-то снизу донеслись голоса. Возможно, это няня с Инной разговаривает… Дочь у Димы растет, прекрасная милая девочка. Одна только она и оправдывает его возвращение в этот дом. Но почему он не скучал по Инне в Москве?..
Дима резко набрал в легкие воздуха. Прочь сомнения, время вперед! Хватит жить прошлым, нужно думать о настоящем и будущем. Он отправится к Ирине, и она возьмет его к себе на работу. Хватит бить баклуши, пора заняться делом!.. Он резко поднялся, но голова вдруг закружилась, телом овладела болезненная слабость, пришлось вернуться на кровать.
А внизу продолжали разговаривать. Мужской голос там и женский. Любопытство взяло над недомоганием верх, Дима поднялся, осторожно вышел из комнаты. Няни нигде не было, Инны тоже.
Он осторожно спустился по лестнице в холл.
— Это деревня, слух разлетится моментально, — донеслось из кухни.
— Да понял я все, понял. Сделаем! — ответил Ирине мужской голос.
Дима зашел на кухню и увидел Гену Старцева, который когда-то работал у Ирины водителем. Судя по его костюму, по тому, как он ухаживал за собой, Гена теперь вращался вокруг нее на более высоком, чем прежде, уровне. Возможно, был поверенным в ее делах. А может, и в постели…
— А-а, Дима! Привет! — Гена широко улыбнулся, но все равно Дима уловил в его поведении пренебрежение.
И руку ему Гена почему-то пожимать не торопился.
Интересно, чем же он не угодил этому пижону? Его место в постели занял? Но тогда Гена не презирать его должен, а завидовать.
А может, он презирал Диму за те деньги, который он увел у Ирины? Но ему-то какое до них дело?..
— Что-то ты бледный! — заметил Гена.
— Не белый, — кивнул Дима. — И не пушистый. Болею.
— А-а, ну давай, болей дальше!.. А мне пора! Да, Ирина Павловна?
Ирина начальственно кивнула, и Гена, не прощаясь с Димой, вышел из кухни. Ирина отправилась его провожать и скоро вернулась. Халат на ней домашний, ночная рубашка под ним. Вряд ли они с Геной занимались чем-то таким, пока Дима просыпался. А если вдруг, то не так уж и страшно. Что-то не очень он ревновал Ирину. Или даже совсем не ревновал. Она — мать его ребенка, но при этом — чужая женщина.
— О чем вы здесь шептались?
— О делах.
— Юлю опозорить хочешь?
— Кто тебе такое сказал?
— Слышал.
— Ты не так все понял, — не моргнув глазом, сказала Ирина.
— Так!
— Народ должен знать правду.
— Правду?
— А где сейчас твоя Юля? С кем?
— Людям-то зачем это знать?
— Я так хочу, — сказала Ирина.
Она с насмешкой смотрела прямо ему в глаза.
— И не стыдно?
— Правду говорить никогда не стыдно.
— Да? Ну, тогда я и скажу правду… Помнишь, меня избили на заправке? Я знаю, кто это сделал.
— И кто? — Казалось, Ирина совсем не боялась той правды, которую он собирался выложить перед ней.
— Бандиты Чекана. По твоему заказу.
— У тебя есть доказательства?
— Да!
— И почему ты до сих пор молчал?
— Я не молчал… Я сбежал от тебя…
— Какой героический поступок!
— Замолчи! — вышел из себя Дима.
— Что?! — вскинулась она.
— Сейчас ты позвонишь Гене и скажешь, чтобы они засунул свой язык в одно место!
— Ух ты, какой грозный!
— Ты должна оставить Юлю в покое!
— А то что?
— Если ты не остановишь Гену, сегодня же меня здесь не будет.
— Скатертью дорога! — Ирина кивнула в сторону двери.
— Я серьезно! — разволновался вдруг Дима.
Ирина ему чужая, но и Юля уже не принадлежит ему. Нет у них с Юлей будущего, потому он должен остаться с Ириной. Она — мать его ребенка, у нее налаженный быт, он может жить с ней, ни в чем не нуждаясь. И еще он каждый день может видеть своего ребенка…
— И я серьезно! — Ирина смотрела на него, хищно сощурив глаза.
— Ну, хорошо! — психанул он.
У него есть гордость, и если он здесь лишний, то пусть она остается с чертом. А он уходит! Навсегда!
— Стой!
Но Дима не остановился. Он переоделся, собрал свои вещи, с чемоданами в руках спустился вниз. Но Ирина стояла в дверях, с примирительной насмешкой глядя на него.
— Я уже позвонила Гене, сказала, чтобы он молчал.
— А если я уйду? — спросил он.
— Тогда правда пойдет вразнос.
— Ну, хорошо, я остаюсь…
— Оставайся. И давай завтракать.
Дима добился своего. Он остановил процесс, который запустила Ирина. Но героем он себя почему-то не чувствовал.
Солнце уже давно взошло, утро все выгорело, стрелки часов показывали полдень, но Юля не хотела подниматься с кровати. Лежать бы так и лежать, пока не умрешь.
В дверь постучали. Это значило, что через несколько секунд дверь откроется сама по себе. Юля натянула одеяло до подбородка.
Дверь открылась, показался Вадим.
— Обед через час, — монотонно-бездушным голосом произнес он.
— Я не хочу.
Завтрак она пропустила и без обеда обойдется. Да, она объявляет голодовку!
— Александр Степанович подъедет.
— Плевать!
— Надо уважить человека.
— Ты и уважь!
— Зачем ты так? — обиделся вдруг Вадим.
На ее памяти это был первый случай, когда в нем прорезалось живое чувство.
— Как?