Так же, как образование коллаборационистской администрации, осуществлялась и вербовка в вооруженные вспомогательные силы, предназначавшиеся для подавления сопротивления населения. И хотя Гитлер 16 июля 1941 г. в качестве непреложного принципа объявил, что в оккупированных восточных областях никто другой, кроме самих немцев, не должен носить оружие, от него вскоре пришлось отказаться в связи с тем, что уже в первые недели и месяцы оккупации стало быстро шириться народное сопротивление, а число имевшихся в распоряжении немцев подразделений вермахта и полиции оставалось ограниченным. Поэтому осенью 1941 г. оккупационные власти начали формирование местных полицейских органов, называвшихся в зависимости от областей и районов «службами порядка» и «командами охраны» и подчинявшихся территориальным военным командным инстанциям или службам Гиммлера. Часть этих сил была сведена в подразделения, находившиеся на казарменном положении и использовавшиеся для поддержки частей вермахта, полиции и службы безопасности, в том числе и при проведении крупных карательных операций против населения. Навербованные в основном из представителей бывших эксплуататорских классов и лиц, находившихся у них в услужении, всплывших на поверхность во время фашистского нападения на Советский Союз, они начали осуществлять свою кровавую месть советским рабочим, крестьянам и интеллигенции.
В непреодолимом противоречии с действиями этих классово враждебных и предательских элементов находилось поведение широких народных масс во всех оккупированных районах СССР, разностороннее сопротивление которых оккупантам включало также и борьбу с местной коллаборационистской кликой. Размах этого сопротивления, неожиданного для агрессоров, а также неудача их попытки уже в первые месяцы сломить его жестоким массовым террором стали для фашистских органов, особенно после провала надежд на быстрый разгром Советского Союза, предметом величайшей заботы. Некоторые из их представителей, которые, по-видимому, начали понимать, что военное положение с провалом молниеносной войны стало решительно складываться не в пользу Германии, требовали поэтому изменения политико- пропагандистской тактики в отношении советского населения. Уже 13 декабря 1941 г. начальник тыла сухопутных войск писал Розенбергу, что военное положение требует привлечения населения оккупированных советских районов на немецкую сторону, а поэтому необходимо найти притягательный политический лозунг, который мог бы вызвать к жизни антибольшевистское движение. Подобные же соображения высказывал и Шенкендорф в своем докладе в марте 1942 г.
Представители министерства Розенберга и пропагандистских органов стали также выдвигать подобные требования. То, что преследовавшаяся ими цель являлась всего-навсего политическим маневром, подчеркивается записью в дневнике Геббельса летом 1942 г. В ней он высказывал надежду, что путем изменения политической тактики по отношению к населению оккупированных советских районов можно было бы значительно ослабить партизанскую опасность. Далее он писал, что в отдельных областях, по-видимому, целесообразно образовать марионеточные правительства, которые стали бы проводить в жизнь наиболее неприятные и непопулярные мероприятия. Тем самым был бы создан фасад, за которым стало бы легче маскировать свою политику.
Характер действий оккупационных органов при осуществлении этих измененных тактических методов был в отдельных районах различным вследствие уже упоминавшейся относительной дифференциации планов их колонизации, а также в зависимости от размаха народного сопротивления в этих районах. По всей видимости, они ожидали некоторых успехов прежде всего в районах Прибалтики, поэтому там в марте 1942 г. соответственными организационными распоряжениями Розенберга было официально санкционировано создание центральных управлений коллаборационистской администрации, стоявшей над местными органами самоуправления (в Литве они назывались генеральными советами, в Латвии — генеральными дирекциями и в Эстонии — земельными дирекциями). Во главе их стояли: в Литве — генерал Кубилиюнас, возглавлявший фашистский путч в 1934 г., в Латвии — генерал Данкерс и в Эстонии — Хьяльмар Меэ, оба последних в течение длительного времени являлись агентами фашистской секретной службы.
При этом следует упомянуть, что эти управления, хотя им в целом ряде административных вопросов и было предоставлено право отдачи распоряжений, кроме политической и военно- экономической областей, в действительности не имели почти никакой самостоятельности, так как любое их мероприятие могло осуществляться лишь с разрешения и под контролем генеральных комиссаров или соответственных немецких административных органов. В распоряжениях Розенберга было специально оговорено, что действительно^ руководство во всех вопросах должно находиться только в руках немцев [178].