Вермахт и оккупация

В действительности все эти различия во мнениях являлись по своему характеру второстепенными. В главном вопросе — осуществлении несмотря ни на что преступных целей фашистской агрессии и оккупации — у них было полное единодушие. Объявленные оккупационными органами под давлением постоянно ухудшавшегося военного и политического положения Германии с большой пропагандистской помпой «облегчения» являлись по своей сути не чем иным, как попыткой замаскировать политической и социальной демагогией эти цели и применявшиеся, как и прежде, для их осуществления террор и грабеж. Так, например, в феврале 1943 г. в прибалтийских областях были изданы распоряжения о разрешении частной собственности на промышленные предприятия, что встретило, однако, сопротивление Лозе и отдельных восточных обществ и товариществ. В более широких масштабах, чем до этого, в отдельных районах оккупированной территории стали проводиться мероприятия по установлению частной собственности в сельском хозяйстве. Наконец, в различных местах после предварительных «операций по чистке» стала вводиться до этого полностью запрещенная школьная подготовка в объеме четырех классов в целях получения будущей рабочей силой минимума знаний. А в Прибалтике были даже вновь открыты некоторые университеты.

При всем этом оккупационные органы старались с помощью буржуазно-националистических коллаборационистов создать у населения впечатление определенного участия в вопросах решения своей собственной судьбы. Так, в конце июня 1943 г. Кубе объявил о создании «Белорусского доверительного совета» (Рады даверу), который должен был давать ему свои рекомендации при принятии тех или иных решений. В конце 1943 г., после того как Кубе понес заслуженное наказание от рук советских борцов сопротивления за совершенные им преступления, его преемник группенфюрер СС Готтберг образовал «Белорусский центральный совет», президент которого и все другие его члены были отобраны службой безопасности и лишь после этого официально назначены генеральным комиссаром. Но и этот декларированный как местный орган управления «совет» натолкнулся, как был вынужден отметить Готтберг, на непризнание его со стороны широких кругов населения [180].

На Украине же создание местных вспомогательных органов фашистскими планами даже не предусматривалось. Причина такого положения заключалась не столько в отрицательном отношении к этому вопросу Коха, что буржуазными историками обычно выдвигается на передний план, сколько нежеланием господствующих кругов Германии, придававших Украине большое значение в своих военно-экономических планах, идти там на какие-либо эксперименты. И как раз поэтому Кох, выдвигавший Розенбергу свои контрпредложения, всегда находил поддержку у Гитлера и других влиятельных представителей фашистского руководства.

Усиленные попытки оккупантов замаскировать за фасадом буржуазно-националистических коллаборационистских органов свой преступный режим также терпели повсюду провал в результате политической бдительности народных масс, которые очень скоро распознали в мнимых представителях «национальных интересов» фашистских лакеев, к которым они относились с презрением и ненавистью и вели против их отвратительных махинаций активную борьбу. Поэтому те вынуждены были довольно скоро признать провал своих преступных действий. Бывший петлюровский министр Огиенко, возвратившийся на Украину после ее оккупации, жаловался в одном из писем, что население не оказывает ни малейшего почтения ему и ему подобным, а наоборот, называет их фашистами, шпионами и сообщниками Гитлера [181]. Газета «Карие», пропагандистский орган буржуазно-националистической клики в Литве, в своем номере от 13 марта 1943 г. признавала открыто, что буквально ни от одного жителя нельзя было что-либо узнать о партизанах, а по их враждебному поведению можно было скорее понять, что представители этого органа являлись для них нежелательными гостями.