Верхом по Темной Тропе

Он, шатаясь, поднялся с земли с трудом, увидел меня и вновь рванулся. Левой я ударил его в лицо, а ладонью правой — под подбородок, запрокинув ему голову.

Надо отдать Голландцу должное: он не хотел сдаваться. Он был силен, как бык, и крепок, как железо, и его удары в живот пользы мне не приносили. Я оттолкнул его, нанес сокрушительный удар правой, когда он снова попытался сблизиться, и, чуть развернувшись, бросил через бедро. Он тяжело грохнулся в пыль.

— Голландец, — сказал я. — Ты прекрасно знаешь, что я не воровал у тебя лошадей. И ты знаешь, что те двое мне незнакомы.

Не обращая внимания, он встал на четвереньки, затем прыгнул, пытаясь схватить меня за ноги. Я ударил его коленом в лицо, он упал, но опять перекатился на живот и встал.

— Ты хорошо дерешься, Голландец, но чтобы стать большим человеком, недостаточно иметь много коров. Вешая всех подряд или тех, кто тебе не нравится, ты не станешь никем, кроме убийцы. Ты станешь ниже, чем те, за кем охотишься.

Он рукавом утер кровь и уставился на меня. Его щека была рассечена до кости, губы висели лохмотьями. Над одним глазом набухла большая серая шишка, но он стоял, сжимая и разжимая кулаки, со свирепой ненавистью в глазах.

— Если хочешь еще, Голландец, подходи — получишь.

— В следующий раз, — сказал он, — я буду с оружием.

Ему было мало. Я избил его, но не остановил. Ему слишком нравилось то, что он о себе вообразил. Ему нравилось чувство власти, нравилось твердо ступать по деревянным тротуарам скотоводческих городишек, нравилось, что его сопровождают крутые наездники, что ему уступают дорогу.

Большинство уступали дорогу из вежливости, но он считал, что из страха. Голландец любил запугивать людей, принимая их за быдло. И он не собирался меняться из-за того, что проиграл в драке.

Один из его всадников заговорил:

— Когда он еще придет за тобой, Сакетт, он будет не один. Мы все придем с ним. И захватим веревку.

— Валяйте, ребята. Ему понадобится много людей. Никто не будет лишним.

Они развернули лошадей и уехали. У выезда с ранчо один из всадников спешился, открыл ворота и, когда остальные проехали, закрыл и запер их. Это скотоводческая привычка. Никто не оставляет ворота открытыми, если их можно запереть.

— Спасибо, Эм, — сказал я. — Могло обернуться хуже.

— Вряд ли. Да для меня это не впервой. Когда Рид бывал в отъезде, случалось, что меня навещали индейцы.

— Логан, — Пеннивелл дергала меня за рукав, — давай я тебя умою.

Лицо у меня было в синяках, хотя и без порезов. Голландец оказался куда ловчее в драке, чем я рассчитывал, и здорово исколошматил меня. Я не произнес ни слова, когда Пеннивелл умывала меня, хотя было очень больно.

Позже, вытянувшись на кровати, я тихо выругался. У Эм Тэлон хватало своих неприятностей. А я ей добавил еще Голландца Бранненбурга. Он и сам был мстительным, а его ребята — пожестче, чем обычная команда ковбоев на коровьем ранчо. Любой ковбой не подарок, а эти — просто искатели приключений. Многие из них были и преступниками, и ковбоями для убийств, и вообще кем придется… совсем как я.

Вся штука в том, что я сам привел их к Эм Тэлон.

Заглядывать вперед не умею. Я знаю людей, которые садятся и начинают думать, пока не рассчитают заранее все свои шаги, но я не такой. Я сильный и жестокий, но не знаю другого пути, кроме прямого, и другого способа, кроме как взять быка за рога. Сидеть и думать для меня муторно. Мне нужны простые задачки: вроде как выйти и помахать кулаками. Нолан, тот больше думал, а я люблю действовать, и это как раз то, что мне надо.

К нам подбиралась беда. Куда бы я ни взглянул, везде, словно грозовые облака вокруг черных вершин, сгущались неприятности. Джейк Фланнер что-то готовил, а теперь к нему прибавился Голландец.

Именно тогда я решил, что лучше сам займусь ими, чем буду сидеть и ждать, пока меня не прихлопнут.

В таких положениях иные предпочитают бежать. Некоторые думают, что, поступаясь малым, отведут беду. Но такой способ никогда не срабатывал. Я проехал по всей Рио Гранде, Моголлонам, Мимбрес, Ла Плата и Меса Верде и то, что видел, послужило уроком.

Там жили хорошие индейцы. Индейцы, которые выращивали себе еду. Они очень долго жили в мире и никого не трогали, а потом с севера, по восточным склонам Рокки Маунтин, стали спускаться племена навахо и апачи. Они нашли дорогу на запад, не переваливая через хребет. Миролюбивые племена вдоль Рио Гранде исчезли с земли. Одних перебили, другие убежали на запад в утесы, где строили себе дома, но нельзя убежать, убегая. Навахо шли за ними, убивали и уничтожали. Если бы они собрались все вместе под хорошим вождем, они смогли бы сдержать навахо. Однако, как только появлялась опасность, одна семья или группа семей тут же снимались с места, пытаясь убежать от беды, а оставшихся было явно недостаточно, чтобы сражаться с врагом.

В конце концов почти всех убили. Дома на утесах превратились в руины. Начатые ими системы орошения пришли в негодность. Дикие племена из прерий снова выиграли битву с оседлыми… как всегда.