Верю, чтобы познать

На другой берег Сены я переправился на метро. Одна-единственная пересадка на станции Stalingrad - и ты в другом мире. Знаменитый левый берег! Не помню уж каким образом я оказался на улице Муфтар рядышком с «Печальной акулой» (Le reguin chagrin, - фр.). Эта улица - парижский Бродвей - одно из самых суетных мест французской столицы. Здесь полно всяких бутиков и недорогих ресторанчиков, и при желании можно найти любую кухню любой страны мира, а рынок просто завален экзотическими продуктами. Был как раз час аперитива, жители квартала сновали взад-вперед с непременными багетами и торчащей из пакетов пышной зеленью. Мне по-прежнему хотелось пить, и под крышей «Печальной акулы» я заказал традиционный Suze. Мне всегда нравились прохладные напитки, настоянные на травах, пива не хотелось, а для коньяка было еще жарковато. Итак, я предпочел Suze. Было приятно вот так сидеть, никуда не спеша в центре Парижа, рассматривая торопящихся парижан, и думать о том, что через каких-нибудь полтора десятка часов меня снова ждет встреча с Аней. И нам тоже не нужно будет никуда спешить, и оставшись наедине, мы наконец сможем спокойно обсудить наше будущее. В прошлый приезд, когда никто из нас не готов был к встрече после столь долгой разлуки, когда рядом был Жора и ей нужно было куда-то спешить, мы, конечно же, не могли полностью раскрыть свои карты друг перед другом. Теперь я надеялся, что нам это удастся. Я надеялся и на большее: в скором времени увезти Аню в Америку. Эта была большая ответственность, но у меня не было сомнений в том, что никакая «Красная Мельница», никакой Париж и никакая Франция не сравняться с тем, что нас ждет в Америке. Подумать только: она будет причастна к выведению, так сказать, нового сорта, новой породы человека, скроенного по нашему желанию. Новый виток евгеники? Или воспроизвести кого-нибудь из давно умерших - Ленина, Мономаха или Тутанхамона! Мысль о Наполеоне несколько приглушила мой радостный восторг от славного будущего, но императора, утешал я себя, всегда можно будет заменить кем-нибудь из более доступных знаменитостей. Потом я блуждал по сложным лабиринтам средневековых улочек, забыв о своих не растоптанных туфлях, пока не оказался в Латинском квартале. Небольшой быстрый дождик скрасил мое существование. День близился к концу, хотелось есть. Suze только распалил мой голод, и мне захотелось чего-нибудь съестного, скажем, устриц или омаров, но на глаза попались ряды лакированных уток, и я уже не мог отвести от них взгляда. Во мне проснулось давно забытое острое чувство голода. Эти сочные золотистые птицы, как оказалось, были фирменным блюдом китайского ресторана «Mirama», приютившегося рядом под неброской вывеской. Через полчаса мне казалось, что я не ел ничего вкуснее. Я не видел себя со стороны, но, вероятнее всего, напоминал проголодавшегося дикаря, настигнувшего наконец свою добычу.

Китайцы, надо признаться, не зря гордятся своими утками. Я уплетал за обе щеки слегка прикопченное жестковатое, приправленное щекочущим ноздри невероятно острым пышным соусом, сытное мясо и облизывал пальцы. Давно я не ел с таким аппетитом. Теперь нужно было найти уютную скамеечку, чтобы минуту-другую бездумно посидеть и, возможно, вздремнуть в позе Роденовского мыслителя. Я сидел с закрытыми глазами на какой-то французской газете и снова думал о том, как мы с Аней... Мне и в голову не могло прийти считать ее глупой, но у меня было такое предчувствие, что она не в состоянии охватить своим повзрослевшим умом всю грандиозность нашей задумки. Я все чаще возвращался к этой мысли, коря себя за то, что позволяю думать о ней, как о совсем чужом человеке, что ждать от нее участия в делах, совершенно ее не интересующих, нет никакого смысла. Может быть, мне это только снилось, но когда я открыл глаза, снова зашуршал дождик и я побрел к набережной.

Лента Сены золотилась вечерним солнцем. Сена не Терек, но довольно быстрая река. И вода в ней чище, чем в твоем водопроводе. Потом я снова бродил...

Почему Юля ни разу не позвонила?

- Странный вопрос, - говорит Лена.

- Теперь я и сам понимаю, почему.

Глава 20