Верю, чтобы познать

- Сначала ответь, - сказал я, - это правда - ты киллер?

- Правда - это лучшая ложь, - уверенно и просто произнес он.

Я всегда разделял подобное утверждение: правдивыми фразами можно прикрыть такую чудовищную ложь, что о ней заговорят, как об истине в последней инстанции. Я знаю эту технологию обмана.

- Ты не ответил, - сказал я.

- Нет же. Конечно, нет.

Мы сидели, как сто лет назад!

- Битых три часа ты рассказываешь мне о своих подвигах...

- Рассказываю.

- Кто же ты?

- Тебе налить еще?

Сперва в моем номере мы пили пиво, а потом и какое-то вино, и коньяк, и до утра рассказывали, рассказывали свои истории. Ясно, что в ту ночь нам было не до сна. Он прилетел в Иерусалим на несколько дней, и у него еще было много дел. Иногда меня раздражали его ответы, а его «Ты не поверишь» просто бесило меня. Конечно же, он, как и я, очень изменился, я имею ввиду не его внешний облик. Он действительно добился многого в жизни, он не был знаменит, но стал достаточно состоятельным. Он не хвастался своими успехами, чего-то недоговаривал, но держался достойно и, возможно, несколько гордо. Да, судя по его рассказам, ему было чем гордиться. Он по-прежнему считал себя натурой глубокой и более утонченной, чем весь этот смертный люд, я бы сказал художником, да, свободным и успешным художником. Он рисовал мне такие картины - голова закружится, но он не отвечал на главный мой вопрос:

- Значит, все-таки киллер?

- Рест, ну какой же я киллер? Киллер - это так прозаично, так грубо.

- Не води меня за нос!

Время от времени в нашем разговоре речь заходила и о моих успехах, да, о них он был тоже наслышан, ведь они были общеизвестны, но когда я произносил давно позабытые им слова о межклеточных контактах, плотных и щелевидных соединениях между клетками, о рибосомах и митохондриях, и центриолях, и внутриклеточном веретене, он замирал.

- Не трави душу, - сказал он.

Жизнь внутри клетки - это был его конек. Никто кроме него так не знал все радости и трудности этой жизни. Он читал ее как таблицу умножения. Его, молодого, но уже маститого ученого носили на руках. К нему съезжалось полстраны для интерпретации результатов экспериментов и клинических данных. И он был горд этим.

- Ты можешь в конце концов осветить свое нынешнее ремесло?

Мне очень хотелось узнать, чем же он дышит сегодня.

- Хорошо, слушай... Впрочем, давай лучше спать.

- Ты набиваешь себе цену.

- Нет, - сказал он, - я обещаю тебе все рассказать. Но не сейчас, ладно? Это займет не один час.

Он уговорил, и мы тут же завалились спать в моем в номере. У меня было прекрасное настроение. Мне захотелось тут же поделиться своими мыслями с Юлей, с Аней и Жорой, порадоваться с ними, но было только семь часов с четвертью, а они так рано никогда не встают, хотя в Америке сейчас поздний вечер. А в Париже? Мне кажется разница во времени между Парижем и Иерусалимом совсем незначительная, может быть, час или два. Едва я коснулся головой подушки, как тотчас провалился в глубокий и крепкий сон. Теперь я мог себе это позволить, я заслужил это, выстрадал. Ане я так и не позвонил. Зато с Юлей болтал целый час, не меньше.

Тина - просто испарилась!

Глава 24

Когда я проснулся, солнце уже поднялось высоко, во всяком случае, его лучи, пробиваясь сквозь прорези жалюзи, ярко высвечивали желтый, блестевший как зеркало, лаковый паркет. Юры в номере не было, но это меня не огорчило. Он уже не мог исчезнуть надолго, в этом я нисколько не сомневался. В подтверждение моей уверенности на журнальном столике из стекла лежала записка: «Позвоню». Номер моего телефона узнать было не сложно, поэтому я верил в написанное. Я отметил, что и почерк был мне знаком. Спешить было некуда, я с удовольствием принял душ и снова бухнулся в постель. Оставалось ждать. Я вспомнил свое обещание и тут же позвонил Ане.

- Слушай, он совсем не изменился! Мы всю ночь провели вместе!..

Аня хохотнула:

- Правда?

- Да нет, - сказал я, - ты неверно меня поняла.

- Ты его зацепил?

Я сказал, что мы были так увлечены воспоминаниями, что до главного, так сказать, вопроса дело еще не дошло.

- Иногда ты меня поражаешь, - сказала Аня.

- За это ты меня и любишь!