Веретено

– Когда вас хватятся? – спросил он, не постаравшись смягчить тон, но Маленькую Розу это не смутило.

– Завтра утром, – ответила она. – Примерно через час после рассвета, когда приносят завтрак и уносят одеяло.

– А зачем уносят одеяло? – спросила Арва.

– Чтобы проверить, все ли нитки на месте, – ответила принцесса. В ее голосе были такая боль и тоска, что я пошатнулся.

– А зачем? – начала было Арва, но Сауд жестом прервал ее. Если дать ей волю, вопросы польются рекой, а сейчас у нас не было на это времени. Луна светила высоко и ярко, и, хуже того, начинала заниматься заря.

– Спросишь потом, козочка, – сказал он. – А сейчас пора бежать.

Мы не то чтобы бежали, но передвигались очень быстро. Маленькой Розе явно не доводилось прежде преодолевать такие расстояния, но, верная своему обещанию, она не проронила ни слова жалобы. Туфли Арвы наверняка ей жали, да и вообще она не привыкла носить такую обувь, но она послушно шагала вслед за нами. Даже Сауд, несмотря на собственную усталость, был слегка впечатлен.

Относительная ясность ума, которой мы достигли прядением, быстро покидала нас, и я уже чувствовал, как ослабевает мое внимание. Мы даже не попытались запутать следы. У нас не было ни времени, ни опыта, чтобы оставить ложный след, даже если бы мы попытались. Вместо этого мы направились в сторону гор самым прямым путем, надеясь, что по дороге нам попадется река. Мы набрели на нее спустя час после рассвета, как раз когда слуги должны были принести завтрак в пустую комнату Маленькой Розы и поднять тревогу. Речушка была неглубокая, но достаточно широкая, чтобы послужить нашей цели. Мы шли вверх по течению около часа, что Сауд счел достаточным, чтобы сбить со следа собак и на время запутать следопытов, после чего снова свернули в направлении гор.

Тут дело пошло медленнее – и Тарик, и Арва ослабели от недосыпа и начали кашлять. Я тоже валился с ног от усталости – ноги теперь болели не меньше, чем руки. Наконец Сауд нашел место, чтобы разбить лагерь. Это была ложбина между невысокими холмами на подступам к гор. Если не разводить костер, тут нас будет не видно даже днем, а мы все равно слишком устали, чтобы идти собирать хворост. Вместо этого мы достали спальные мешки и разложили их как можно ближе друг к другу. Мы с Саудом без разговоров заняли места по краям, но Маленькая Роза, наблюдая за нашими приготовлениями, замерла с одеялом в руках.

– Мне лечь где-нибудь в другом месте? – спросила она с учтивостью, достойной королевского двора.

– Нет, – ответил Сауд. – Слишком холодно. Ложитесь здесь, между Арвой и Йашаа.

Конечно, это нарушало все приличия. Хорошо еще, Арва совсем ребенок. Но Сауд был прав: на улице так холодно, что не до церемоний. Умничка Арва без лишних слов проворно расстелила одеяло, оставив для Маленькой Розы место между нами, будто мы всю жизнь так спали.

– Хочешь, я покараулю первым? – предложил я Сауду в попытке загладить вину за свою глупость.

– Не дури, – возразил он. – Ты лез на башню, а я всего лишь ждал, ты устал больше моего. Разбужу тебя попозже.

Он улегся на свое одеяло, повернувшись к нам спиной, но касаясь Тарика, чтобы тому было теплее. После этого никто больше не разговаривал, но я, хоть и устал до смерти, никак не мог уснуть. Мне не давало покоя, что, неожиданно встретив Маленькую Розу спустя столько времени, я почувствовал к ней жалость вместо привычной ненависти. Она лежала совсем близко, и это прикосновение напомнило мне о тех многочисленных часах, которые мы провели вместе до проклятия. Воспоминания были смутными, но ощущение близости к ней было очень ярким, и мои мысли понеслись галопом. Столько вопросов, а у нас совсем нет времени.

– Йашаа, – прошептала она через некоторое время. Она произнесла это очень медленно, будто ее тоже наконец нагнали воспоминания. Оставалось надеяться, что гончие ее отца не нагонят нас так же быстро. – Я помню мальчика по имени Йашаа.

– Да, принцесса, – сказал я так же тихо. Если Сауд и услышал нас, то не подал вида. – Я жил в замке.

– Твоя мать, – сказала она, слегка запнувшись. – Она еще жива?

– Она умирает, – сказал я бесстрастным голосом. – Она была больна, когда отправила нас в путь, и ей стало хуже, когда мы прощались. Не знаю, долго ли ей осталось.

– Мне так жаль, – сказала она.

Меня охватила ярость. Моя мать боролась за каждый вздох, и мне хотелось, чтобы Маленькая Роза поняла, каково это. Но в то же время не хотелось. Я не мог этого допустить. Ненависть во мне боролась с жалостью, и мне казалось, что я вот-вот захлебнусь в этих чувствах.

– Пожалейте лучше Арву и Сауда, – сказал я. – Ваше проклятие убило их родителей. Моя мать хотя бы еще жива.

Она долго молчала – так долго, что я подумал, а точнее понадеялся, что она уснула. Но потом она снова заговорила.

– Когда мы проснемся, – сказала она, – ты должен забрать у меня одеяло. Я понесу его сама, но сперва надо проверить, все ли нитки на месте.

Меня снова едва не захлестнула ярость. Она не может спать под прохудившимся одеялом, а нам придется всю дорогу за ней следить!