Лена отвела мать в недалекую беседку, увитую плющом. Две миловидные японки в разноцветных шелковых кимоно без промедления принесли туда соки, фрукты и пирожные. Они, постоянно кланяясь, споро накрыли стол и исчезли. Анастасия Петровна проводила восточных красавиц изумленным взглядом и озабоченно покачала головой, пытаясь хоть как-то осознать увиденное. Похоже, дочь права. Но фактов для того, чтобы делать окончательные выводы, было пока недостаточно, и она потребовала рассказать все. Лена повздыхала и начала со встречи с незнакомцем в белом. Когда она закончила, старая учительница задумалась. Случившееся ей очень не нравилось, но Анастасия Петровна понимала, что никуда от этого не деться. Не отпустят эти непонятные люди ее девочку. Никак не ждала, что дочь попадет в такую беду.
— Приношу свои извинения, но юной госпоже пора кушать! — чей-то голос заставил мать с дочерью подпрыгнуть.
Перед ними стояла японка в темно-синем шелковом кимоно, держащая на руках ребенка. Лена радостно улыбнулась и взяла кроху. Обнажив грудь, дала малышке. Та радостно зачмокала.
— Копия отца! — удивленно покачала головой Анастасия Петровна. — Месяц всего, а уже не отличишь!
— Она у меня красавица! — Молодая мать польщенно улыбнулась. — И на меня похожа. Нас с Витькой ведь часто за близнецов принимали. Да ты помнишь.
— Помню. — Учительница вздохнула. — Все думала, что родственник наш какой-то.
— Если разобраться, то родственник. — Лена то и дело нежно целовала ребенка в макушку. — Только очень-очень далекий. Древняя кровь, как мне мистер Гарвельт сказал. Все, в ком она есть, будут похожи на меня или тебя. Или на самого мистера Гарвельта. Такая у нас родовая особенность. И дети мои все будут на одно лицо, даже если отец негром или китайцем окажется.
— Интересно… — Анастасия Петровна прикусила губу. — А ведь точно, Петькиных хоть детей возьми — оба на него похожи, от матери ничего нет.
Петром Петровичем звали дядю Лены, живущего в Киеве. Последний раз она видела брата мамы года три назад, когда тот приезжал в Питер по каким-то своим делам.
Ирочка тем временем насытилась и мгновенно уснула. Лена долго с любовью и жалостью смотрела на малышку. Не хотелось ни на минуту расставаться с ней, но все равно не получится. В первые дни она спорила с японцами, пыталась доказать, что ребенку лучше быть с матерью, однако все ее аргументы разбивались об одно — о вопрос: «Вы хотите, чтобы девочка умерла, госпожа?» Как она может такого хотеть?! А японцы только и твердили: если Ирочку не обучить всему необходимому, то она вскоре погибнет. Лена не знала, верить в это или нет, но если был хоть один шанс на то, что они правы, то… Скрепя сердце, она отдавала дочь и не видела ее до следующего кормления. Все время беспокоилась, нервничала, не находила себе места, особенно когда видела, что делают наставники с ребенком. Читала когда-то, что подобным образом воспитывали с младенчества юных ниндзя, но никак не думала, что такому воспитанию может подвергнуться и ее дитя.
Вот и в этот раз уснувшую девочку сразу забрали, несмотря на возражения матери, разбившиеся все о тот же страшный вопрос: «Вы хотите, чтобы юная госпожа умерла?» Анастасия Петровна не вмешивалась в спор, она внимательно слушала его, пытаясь сделать хоть какие-то выводы. Хоть что-нибудь понять в происходящем. Только когда японки унесли младенца, спросила:
— Неужели от этого никак не избавиться?
— Боюсь, что нет…
— Бежать отсюда надо.
— Ирочку мне все равно не отдадут… — обреченно вздохнула Лена. — Она каким-то особым даром Господним обладает, мистер Гарвельт из нее смену себе растить собирается. Да они уже сейчас такое с девочкой творят, что слов нет. Я поначалу возмущалась, а потом поняла, что бесполезно. Кланяются, извиняются, но продолжают гнуть свою линию. В конце концов, махнула рукой, тем более что малышке самой нравится — такая кроха, а уже вовсю смеется. Японцы ее за ножку подвешивают на дереве, друг другу как мяч перебрасывают, постоянно каким-то диким массажем мучают, а она хохочет. Представляешь?
— Не представляю. — Анастасия Петровна поежилась.
— Ничего, еще сама увидишь. А уж когда мистер Гарвельт с ней занимается, то… О, Господи!
— Да что он такого делает-то?
— Возьмет Ирочку на руки, выйдет во двор, подымет малышку к небу, а оттуда в нее молнии лупят. Разноцветные. Я как в первый раз увидала, так едва с ума не сошла. А ведь я здесь всего пять дней, мам! Но за эти дни столько всего невозможного произошло, что я совсем запуталась.
— Бедная ты моя девочка! — Анастасия Петровна встала и обняла дочь, Лена уткнулась ей в живот и с явным облегчением расплакалась.
— За что все это на мою долю выпало, мам? — сквозь слезы простонала она. — Я ведь Ирочку не брошу, что бы там ни было, не брошу. Она моя, я ее родила, я ее люблю. Потому буду рядом, пока ей нужна. И… Ты останешься с нами, мам?
— Раз ты хочешь — конечно, останусь, — согласно кивнула мать, поглаживая дочь по голове. — Я уже на пенсии, на работу ходить не надо.