Верь в меня

– Подожди, нет… все нормально, только… – Мирослава подошла к нему и легко провела по волосам. Она всегда «разговаривала» с ним не только голосом, но и прикосновением, словно устанавливая какую-то магическую связь. – Да, мы давно не обсуждали твой роман, но я совсем его не забыла, ну что ты. Это же твой роман, это же наши несколько лет, да и какие годы! Тяжелые, конечно, но ведь такие счастливые, правда? Это забыть я никогда не смогу. Но вот перед тем, как начать читать, ты сказал, что роман стал другим. Да, это так. Хотя название осталось прежним, он действительно стал другим. Словно вывернутый наизнанку чулок. Но… прости, но у меня странное ощущение, что его писал другой человек. По крайней мере, не тот, кого я знаю, кому доверяю, кого люблю. Мне тревожно. И я не понимаю, в чем дело…

«Не понимает, – тоскливо подумал Денис. – Я же саму идею сменил. Ну как это можно не заметить?!»

Он попытался все упростить, свести все к тому, что Мира просто не поняла его гениальный замысел. Увы, все было вовсе не так, и он понимал это подсознательно еще до того, как она продолжила.

– Ты сменил идею, – эхом отозвалась Мирослава, словно читая его мысли. – Поменял вектор с точностью до наоборот, это я поняла прекрасно. Только… зачем? То есть получается, что мир хаоса для тебя стал понятнее и ближе?

– Подожди, при чем тут мир хаоса? – удивился Денис.

– Ну, дьявол теперь у тебя практически в фаворитах, – робко улыбнулась Мирослава. – Нет, это, конечно, может быть, у тебя такая идея, чтобы разбудить интерес читателя? Для начала.

– Да ничего подобного! – в сердцах воскликнул Денис. – Это реальность, если хочешь знать. Я же тебе сказал, что убрал все розовые сопли, все песнопения под арфу и…

– Да не было у тебя там никогда ни розовых соплей, ни песнопений, ты о чем? – отмахнулась Мирослава. – Ты достаточно умен и даже немного чересчур талантлив для того, чтобы писать слащавый примитив. Ты всегда умеешь находить точные слова, они всегда каждое на своем месте, и штампами ты не пользуешься, ты же писатель, а не ремесленник, пусть и вынужден писать сейчас то, что читают, а не то, что рвется из души. Даже развлекательную литературу ты пишешь мастерским языком, только… что ты имеешь в виду под розовыми соплями?

Вопрос повис в воздухе.

А и в самом деле, что он имел в виду? Любовь, доверие, душевную чистоту? Если называть вещи своими именами, получится именно это – все перечисленное практически исчезло из круга интересов самого Дениса и перестало восприниматься им всерьез. Или, подождите-ка… да нет, не может такого быть…

– Да нет же, нет! – жалко пролепетал он. – Читатель просто должен понять, что жизнь на самом деле жестче и нельзя смотреть на нее сквозь призму детского восприятия! Дескать, черное – это черное, а белое – это белое! Что дьявол – это непременно плохо, а добрый Боженька возьмет за ручку и, как барана, поведет тебя к светлому будущему… есть же полутона, есть нюансы, и… не дьявол же нас, в конце концов, заставляет делать все то, что мы привыкли порицать, и… он есть в сердце каждого ангела, а ангелов во плоти не бывает, как ты понять не можешь!

– Милый мой, бедный мой. – Мирослава взяла его лицо в ладони и взглянула на мужа, на секунду напомнив Денису странный светлый лик, обращенный к нему со скорбной любовью. Но напомнила не внешностью, а именно внутренним светом, так поразившим его в той незнакомке и, как он внезапно осознал, всегда поражавшим его в жене. – Так что же, выходит теперь, что черное – это белое и наоборот? Ну, и куда нас, по-твоему, приведет добрый дьявол, если мы именно ему позволим взять себя за ручку? К рассуждению о том, что любовь и доверие – не больше чем розовые сопли?

Денис был совершенно выбит из колеи. То, что совсем недавно казалось ему откровением, чему он находил объяснения, оправдания, аргументы в защиту, теперь рассыпалось, как песок, расползлось, как грязная ветошь. Да что с ним такое, почему он не находит слов?! Он же писатель, как он может не найти слов!

– Понимаешь, для современного читателя это слишком пресно, – отводя взгляд, пробормотал Денис, чувствуя, что запутался, и все его стройные доводы, и все его пламенные образы, все доказательства того, что дьявола зря обидели, совершенно померкли.

– Ну, так мы дойдем до того, что обычные наши, нормальные человеческие чувства ничего не стоят. А простые человеческие отношения пресны, и их надо оживить каким-нибудь перчиком, без которого никак, – покачала головой Мирослава, а Денис опять невольно вздрогнул и исподтишка глянул на жену – она била просто не в бровь, а в глаз.

– И вообще получается, что чувства нужно не то чтобы высмеивать, а… мягенько так над ними подтрунивать, – продолжала она, и Денис увидел, что жена ни о чем не догадывается, просто не на шутку рассержена тем, что он сделал с сюжетом книги. – Как не очень умный родитель подсмеивается над своими же детьми вместо того, чтобы их воспитать. Как ты думаешь, писатель – это кто? Он же, извини, слегка и воспитатель! Мне даже дико, что я тебе говорю такие прописные истины, прости меня, ради бога.