Верь в меня

– У меня ничего, – ответила Маргарита, – а твой голос и правда меня пугает. Какой-то он потерянный. Тебе сейчас нельзя одному быть, я же тебя знаю, – тон ее сейчас был деловит и сдержан; это успокаивало. – Сегодня я тебя и пальцем не трону, клянусь. Мешать не буду. Накормлю, напою, спать уложу. Как Баба-яга добра молодца. Считай меня сестрой… нет, лучше и вправду Бабой-ягой. Каргой. Баньки вот только нет, зато есть джакузи. Но это после работы. Я знаю, после чего ты засыпаешь особенно хорошо. После семи-восьми написанных страниц…

И это была истинная правда, с которой не поспоришь. Денис для очистки совести заглянул в себя и спросил, сможет ли он сейчас писать дома? Нет. Явно нет. Пустота, маета, одиночество. А может, позвонить жене? Да, он соскучился, конечно… но осознание собственной вины удерживало его и…

Не просто удерживало – бесило, выводило из себя, словно внезапно зачесалось где-то внутри, там, где не почешешь. Это было очень непривычное ощущение. Словно он опутан по рукам и ногам и не может сделать ни шагу без оглядки на кого-то. А этот кто-то тебе всем своим видом и даже присутствием транслирует: «Ну и негодяй же ты, Вишняков. И добро бы просто негодяй – хуже того, ты тряпка, бесхарактерная сволочь». А что может быть хуже несвободы и чувства вины?! Особенно когда они поселяются внутри тебя и постепенно разъедают. Да и перспектива посидеть в уютной тишине за ноутом, вместо того чтобы срываться в ночи в дачный поселок…

– И знаешь, – продолжал голос Маргариты, – давай-ка ты уже попробуешь начать то, что все время откладывал. Я понимаю, тема серьезная. Но ведь не заказ какой-нибудь, не Олаф ради денег и славы. Это ведь твоя идея, твой chef-d’œuvre, нечто, идущее из самих потаенных глубин души! Подумай, сколько ты уже вложил в эту книгу, сколько бессонных ночей, исписанных и исчерканных тетрадей… сколько мучений и терзаний души, в конце концов! Значит, это настоящее, всамделишное. Потому что настоящее творчество – оно только так и приходит, через муки, через боль и страдания. Не мне тебе об этом рассказывать. А теперь-то ты мучаешь себя попусту какими-то мелочами и бытовыми проблемами. Подумай, может быть, именно они не дают тебе писать о… главном? О том, о чем столько думал бессонными ночами? О тех вопросах, что не давали тебе покоя? И не дают сейчас. Именно на ту тему, что кажется тебе сейчас вывернутой наизнанку. Да ты сам себя выворачиваешь, сопротивляясь самому же себе. Просто начни. Ты же знаешь, главное – начать, вступить в бой, ввязаться в драку, потом ведь все будет писаться само собой. И придет твой долгожданный драгоценный покой. Делай то, к чему зовет твоя природа. Природа – она такая. Птица не может не петь, писатель не может не писать, вот и пиши. Как говорится, встань, возьми постель свою и ходи…

Спокойный голос Маргариты был для Дениса бальзамом на израненную душу. Просто поразительно. Ему как раз не хватало аргументов для того, чтобы убедить себя, что черноглазый собеседник, в реальности которого он больше ни грамма не сомневался и даже осуждал себя за малодушие, пытавшееся придать всему логическое объяснение в виде алкогольного бреда, был прав. Не тянул его на свою сторону, а словно приоткрыл ему то, что Вишняков сам от себя тщательно пытался скрыть.

Этот дьявол не был чудовищем. Он не угрожал, не покупал и не шантажировал, хотя, Денис чувствовал это, хоть и не мог объяснить почему, мог и то, и другое, и более того. Он лишь рассказывал то, что другие сказать опасались. Не за это ли его прокляли люди? Не за правду ли, неудобную нам? Не за правду ли его назвали лжецом, как делали это тысячу раз со своими собратьями?

Ведь, если подумать, люди часто называют ложь правдой, а правду ложью. Все, начиная от страшных сотрудниц, клеймящих появившуюся в их коллективе симпатичную девочку потаскушкой только оттого, что та привлекательнее их, до какого-нибудь CNN, рассказывающего о несуществующих зверствах сирийского президента и скромно замалчивающих то, что происходит на базе Гуантанамо.

Ложь стала вторым дыханием человека, она въелась в души, как грязь въедается в поры кожи шахтера или трубочиста. Недаром в Псалмах говорится: всяк человек ложь. Недаром проницательный (пусть и вымышленный) доктор Хаус повторяет: все лгут. Нет ни одного человека, говорящего только правду, ни одного, кто оставался бы кристально честен, – и что, дьявол в этом виноват? Или мы сами? Даже если кто-то склоняет нас ко злу, разве мы сами не можем не склоняться? Люди мы или марионетки на веревочках?

А если мы не марионетки, если мы сами выбираем ложь – в чем вина «друга с той стороны»?