Верь в меня

Денис закаменел, крепко обняв жену. Потом перевел взгляд на Марию и спросил:

– Это… из-за меня?

Мария молчала, потом сказала:

– Только не вини себя, пожалуйста. У Мишки в жизни был свой момент выбора, свое искушение. Однажды он… Он отдал минуту своей жизни, чтобы спасти чужую. Ты же знаешь, какой это был человек. Нет, он заплатил эту минуту не за тебя. За ребенка. Но твой «друг» воспользовался этим кредитом для того, чтобы мелочно отомстить тебе за твой выбор.

Денис непонимающе посмотрел на Марию.

– Ты сделал его еще до «Джуманджи», Денис, – с мягкой грустью произнесла Мария. – Но до этого ты сам пустил его в свою жизнь, открыв двери для его «дружбы» и его лжи. Потому о твоем выборе он узнал моментально. Ваш теперешний разговор, по сути, стал бы простой формальностью, – продолжила Мария, – если бы не одно «но». Ты должен был сам, добровольно, разорвать ваши узы. Закрыть перед ним двери.

– Если бы я знал о смерти Мишки… – начал Денис, но Мария мягко закончила за него:

– Ты бы сделал это с гневом, и твой гнев дал бы ему шанс на возвращение. Любая страсть – гнев, гордыня, жадность, похоть – это лазейка для «друга». Так что теперь тебе придется грешить с осторожностью, чтобы однажды не увидеть на пороге знакомого гостя. Но знай – он не может войти, пока ты трижды не пригласишь его к себе.

Денис медленно кивнул, а затем сказал:

– Ни за какие коврижки.

Он был почти зол – почти, потому что ни эта злость, ни горечь утраты не могли открыть двери для «друга с той стороны». Да, он хотел отомстить за смерть Мишки. Но собирался сделать это… своеобразно.

«Что ж, милый мой дьявол, клянусь, что буду таким, каким ты не хотел меня видеть. Добрым, сентиментальным. Называй это слабостью, розовыми соплями, как твоей бездушности угодно – мне плевать. Я не ребенок, чтобы обижаться на прозвища. А если даже ребенок, тогда, как говорится, кто обзывается – сам называется!»

Внезапно Денис почувствовал странную легкость, словно у него выросли крылья. Одним крылом была его печаль, его боль утраты, его стыд за то, что так долго верил коварному обманщику, его вина за те страдания, что он причинил дорогим ему людям.

А другим крылом была его любовь – к Мирославе, к детям, родителям, Мишке, Марии… к этому миру, в котором, несмотря на утверждения модных ныне циников, добро по-прежнему побеждает зло…

И к людям – слабым, глупым, напуганным, злым, но все-таки тысячелетиями делающим правильный выбор в вечном споре между добром и злом.

«Ну, хорошо же, дорогой мой лукавый. Ты хотел роман? Роман будет. Но он тебе, мягко говоря, не понравится», – подумал Денис и грустно улыбнулся.

А Мирослава все плакала, и Денис ее понимал. Ему самому хотелось плакать, но в его понимании мужчины на это не имели права.

– Ничего, – шептал он, гладя плачущую жену по волосам. – Не плачь, пожалуйста. Все равно все будет хорошо… Мы не имеем права допустить, чтобы теперь все было плохо.

* * *

…Главный редактор ИСТРЫ принял рукопись романа «Дьявол в сердце ангела» весьма благосклонно.

– Мне все уши об этом романе прожужжали, если честно, – улыбнулся он. – Пора издавать. Ну что, наши победили?

– Да, наши победили, – серьезно кивнул Вишняков. – По-другому не бывает.

– Только о текучке не забывай, – удовлетворенно кивнул главред. – Ждем очередного «Олафа» с его последней любовью, Марию там поторопи с комиксами, и пресс-конференция у тебя через десять дней. Все, у меня дела.

И Денис вышел из кабинета.

Эпилог

Вишняков вышел из магазина, когда последний из тех, кто стоял за автографом на его новую книгу, получил желаемое. Денис чувствовал усталость и легкую, светлую грусть.

Сегодня было полгода по Мишке и ровно месяц со старта продаж «Поверженного дьявола» – так теперь называлась книга, некогда носившая имя «Дьявол в сердце ангела». Книга стала бестселлером, и уже вовсю шла подготовка к ее экранизации.

Свой автограф Денис ставил как раз под словами: «Памяти моего друга Мишки посвящается». Так что можно было это назвать поминками, хоть и без алкоголя. С алкоголем Денис завязал. Если добрая половина ликеро-водочной промышленности принадлежит твоему врагу – глупо потреблять ее продукцию, а еще…

…А еще, залив глаза, можно – чисто случайно – открыть не ту дверь. А некоторые двери стоит держать на замке. Поскольку за ними может ожидать кто-то, «зияющий пожерти тя и свести во ад жива».

Во ад Денису не хотелось – ни живым, ни мертвым.

Конечно, от старых привычек трудно избавиться, и сегодня Денису захотелось было выпить, но только чтобы помянуть Мишку. Тем не менее он сдержался. Вместо этого в тот день писатель долго бродил по городу. Ему было о чем подумать и вспомнить. Уже почти смеркалось.

«Ты спасешь всех», – сказала Мария. А вот Денис верил, что в конечном счете спас всех Мишка. Писатель не мог объяснить, почему он так считает. Иногда вере не нужны логические обоснования, достаточно простого голоса сердца. И Денис верил, что его друг пожертвовал собой, чтобы выиграть для него время – ценой своей жизни… Денис стиснул зубы. Друг. Дружище. Единственный.