Верь только сердцу

Поздно ночью он, лежа в постели, курил и думал. О себе и о ней. Что будет с ними дальше? Странно развиваются их отношения. Тайные свидания, конспирация, явочная квартира, пароль — ответ… Она-то ладно, у нее еще такой возраст, когда эти секреты — романтика, захватывающая игра. А он чего? Не наигрался в раннем детстве в шпионов и разведчиков? Короче говоря, детство в заднице играет.

Что же делать? Вопрос был чисто риторический. Он уже давно знал, что делать. Вот слетает в Швейцарию по делам недельки на две, вернется и все расставит по своим местам. Пора выходить из подполья. Пора. Он потушил сигарету, повернулся на бок и сразу уснул. Он всегда легко засыпал, если перед этим принял окончательное решение.

— Алена, — говорил он ей через три дня на коротком свидании, куда она выбралась по пути на почту, куда ее командировала Ирина Аркадьевна, — мне надо слетать в Швейцарию, дней на пятнадцать, максимум на три недели. Я вернусь, и мы с тобой обо всем серьезно поговорим. Мы все вместе решим. Да?

Она согласно кивнула, улыбаясь глядя на него. Она всегда и во всем соглашалась с ним, потому что он был для нее непререкаемым авторитетом во всем, и еще потому, что она верила ему, как никому. И он знал это. Ему даже страшно иногда становилось, когда она так преданно и любяще глядела на него.

— Ты меня жди. И дождись. Смотри, не сбеги.

Она засмеялась и замотала головой.

— Ты чего все время смеешься сегодня не переставая?

— Я еще в жизни не получала такого роскошного подарка. Я имею в виду сегодняшнее свидание. У меня же день рождения сегодня. Мне уже двадцать один год.

— Блин! — он ударил себя по лбу кулаком. — Почему я не знаю об этом?!

— Да, действительно, почему? — опять счастливо засмеялась она, пряча лицо на его груди. — Стыд и позор тебе на века.

— Стыд и позор, — согласился он, — но ничего, я исправлюсь. Еще не вечер. У меня еще есть время загладить свою вину. Сколько тебе бабахнуло, говоришь? — дурачился он. — Двадцать один уже?! Кошмар! До пенсии рукой подать. Смотри, скоро меня догонишь.

— Тебя догонишь, как же. Только ты ничего мне не дари, пожалуйста. Если цветы — куда я их спрячу, если подарок — то, как я объясню его появление Ирине Аркадьевне. Ничего не надо. Это свидание — самый лучший подарок. Ты — мой подарок.

Вечером дома Ирина Аркадьевна после обычного ежедневного доклада напомнила ему, что сегодня у Алены день рождения. Он сделал круглые глаза, тут же при ней позвонил Алене, сказал дежурные поздравительные слова и передал для нее через Ирину Аркадьевну конверт с традиционной в таких случаях суммой. Когда Ирина Аркадьевна вышла, он прошелся по комнате. Был осадок на душе от этого дешевого спектакля. Как Алене должно быть унизительно все это. Просто она в силу молодости и наивности не понимает своего двусмысленного положения в этом доме. Ничего, недолго осталось. Пора выходить из подполья. Пора.

Как он не старался побыстрее уладить все дела, как ни рвался домой, к ней, но Новый Год застал его в Женеве, а не в Москве. Важные дела задержали его еще на неделю. Он отказался отметить его в компании своих друзей и коллег, сославшись на усталость, и провел всю новогоднюю ночь в номере отеля в одиночестве. Праздник был не в праздник без нее. Ровно в двенадцать ночи по московскому времени он открыл шампанское, мысленно чокнулся с Аленой и выпил бокал пенящегося напитка.

— Будь здорова и счастлива, моя дорогая Алена. Я тебя очень люблю. Ты вся моя жизнь. Ты даже не представляешь, что значишь для меня.

Было грустно и в то же время хорошо. Он выключил свет, смотрел из окна на праздничные огни города, на поток снующих внизу машин и думал о ней. Скоро он ее увидит. Скоро он все скажет ей. Он не сомневался в ее ответе, ведь она его тоже любит. Он это точно знает. А сейчас никто не вправе помешать ему услышать ее голос, такой далекий и такой родной. И он потянулся к телефону…

А в его московском доме в этот вечер шло бурное веселье. Алена, в своем единственном нарядном платье, которое ей подарил Мишка, вся обмотанная мишурой, была Снегурочкой. Ирина Аркадьевна в белом халате и белом колпаке Нины Петровны, с нарисованными фломастером лихо завитыми усами на манер чапаевских, была Дедом Морозом. Мешком ей служил большой целлофановый пакет, из которого она жестом фокусника вынимала подарки и раздаривала их присутствующим.