Верь только сердцу

Он решительно поднялся, одернул тенниску. Перед зеркалом поправил волосы. Можно идти. И пошел своей привычной уверенной походкой хозяина жизни и всех конкретных ситуаций на первый этаж в конец крыла здания, туда, где размещены комнаты для прислуги. Легонько постучал и толкнул дверь ее комнаты, не дожидаясь отклика. Но дверь не открылась. Он подождал. Постучал еще раз громче. Ответом ему была гробовая тишина. Похоже, что в комнате никого не было. Та-а-к. Т-а-а-а-а-к! С ним играют в кошки-мышки! Как с прыщавым подростком в «холодно-горячо» или в «найди меня». Над ним элементарно издеваются. Только он — не молокосос, не бедный студентик, не шестерка. С ним такие номера не пройдут! Если на то пошло, он может просто уничтожить ее, размазать как комарика по стенке! И не надо льстить себя мыслью, что для него свет клином сошелся на какой-то там Алене из Называевска!

Едва сдерживая холодное бешенство, он вышел в холл. У двери на стуле скучал над журналом Сергей. Увидев хозяина, почтительно вскочил.

— Кто-нибудь из прислуги отсутствует?

— Нет. Все дома, — ответил Сергей.

— Ты уверен?

— Да. Абсолютно уверен.

— Хорошо. Закрой ворота и двери на ночь, включи сигнализацию и можешь отдыхать.

Где же тогда эта паразитка? «Паразитка» спала в сушильной комнате, уронив голову на ворох стиранного белья, лежащего на гладильной доске, которое, по всей видимости, она собиралась погладить. Косынка съехала на затылок, открыв мягкие, слегка вьющиеся волосы, стянутые неизменной черной резинкой. И такой у нее был безмятежный вид, такая незащищенность во всей ее юной хрупкой фигуре, что «желание размазать по стенке» мгновенно улетучилось. Он нерешительно постоял над ней. Что делать? Оставить ее тут — проснется, сама уйдет к себе, или все же отнести в ее комнату на кровать или хотя бы на диван в гостиную. Он наклонился, осторожно обхватил ее одной рукой за спину, а другой подхватил под ноги и поднял. Была она невесомая, как собачка бездомная, племянник Мишка куда тяжелее. Голова ее упала ему на грудь, на щеке виден четкий отпечаток пуговицы от его рубашки. Она вздохнула во сне. Он тоже тяжело вздохнул и понес пристроить хоть куда-нибудь свою ношу.

……….

Утром, когда он укладывал в папку бумаги, чтобы отправиться на фирму, она сама явилась к нему в кабинет. Предстала перед ним, как майское солнышко.

— Извините меня, я вчера нечаянно уснула. Я по поводу нашего позавчерашнего разговора.

— Садись, — кивнул он на кресло, — Слушаю тебя. Что скажешь?

— Я долго думала…

— Неужели? И что же?..

— Я не принимаю Ваше предложение, Вячеслав Вадимыч.

— Вот как? И почему же, позвольте спросить?

— Я Вас совсем не люблю. Извините меня, пожалуйста, — она встала, оправила юбчонку и вышла.

Мир рухнул. «Я Вас совсем не люблю». «Совсем». «Не люблю». «Не люблю». «Совсем».

А чего он ожидал? Конечно, она его совсем не любит. И он об этом прекрасно осведомлен. И он ее не любит. Но речь и не шла о любви. Вопрос чисто коммерческий: она оказывает ему услуги определенного свойства, он оплачивает их. И все. Причем здесь любовь? Но дело в том, что для нее это не просто услуги определенного свойства, это особые отношения, которые строятся исключительно на любви. А если ее нет, то не должно быть и отношений. Она с ее непрошибаемой провинциальностью просто иначе смотрит на этот вопрос. Любовь здесь не причем. Или причем? И почему он решил, что он ее не любит? Он ее любит. Это стало ему совершенно ясно только сейчас. Он любит ее. Такой, какая она есть, с ее наивностью, с ошибками в словах, с ее дремучими представлениями о порядочности и любви. Она стала ему бесконечно дорога. Когда это произошло, почему — невозможно сказать. Но факт, есть факт. Это случилось. И теперь ему надо хорошо подумать, что делать со всем этим и как быть дальше. Эх, не было печали…

Глава 8

Вечером следующего дня, когда в его кабинет зашла Ирина Аркадьевна, Вячеслав Вадимович, выслушав ее, сообщил:

— Приготовьте мне к утру сумку с вещами. Я уезжаю дней на десять в Европу. По делам. В случае необходимости, держите со мной связь по сотовому, по номеру для ограниченного круга лиц. А я, как заведено, сам буду звонить вам домой каждый вечер в двадцать часов, чтобы справиться о состоянии домашних дел.

— Не беспокойтесь, Вячеслав Вадимович. Все будет в порядке. Что вам уложить?

— Как обычно. Сумку оставьте у Сергея. Выезжаю рано утром, мы с вами не увидимся.

— Счастливого пути, Вячеслав Вадимович.

— Спасибо. До свидания.

Никаких дел в Европе у него не было. Он летел в Гамбург. Туда, где особенно ярко кипит ночная жизнь. Он решил пуститься во все тяжкие: в объятия продажных элитных женщин: брюнеток, блондинок, рыжих, лысых, тонких, толстых, разных. Клин вышибают клином. Конечно, не обязательно было лететь так далеко, подобного «добра» хватает и в Москве, но он не хотел, чтобы кто-нибудь где-нибудь случайно увидел его в таком обществе. Это должно остаться его тайной. Да и хотелось убежать сломя голову куда подальше от этих серьезных серых глаз.