Верь мне (СИ)

— Ничего не случилось, — буркнул Олег. — Но помощь твоя нужна.

— Окей, только сначала кофе!

— Лучше чай закажи — кофе здесь отвратительный сегодня.

Пока Артист делал заказ, Сажинский собирался мыслями — вот как сделать так, чтоб и желаемое получить, и в трепетную душу звезды этой недоделанной подозрений не посеять?

— Давай, рассказывай! Слушаю тебя внимательно и чутко! — сгорая от любопытства, протараторил Антон, едва официант отошел от их столика.

— Хочу предложить тебе работу. Плачу хорошо.

— Звучит заманчиво, но предупреждаю сразу — на мокруху не подписываюсь.

— А на шикарную роль?

— Киллера?

— Дурак, — усмехнулся Олег. — Я серьезно. Всемирной славы не обещаю, но денег подзаработаешь и талант во всей красе проявишь. Ну или не проявишь, и тогда до конца дней своих ты будешь не Артистом, а Неудачником обыкновенным. Идет?

— Ладно, не юли, выкладывай, что задумал.

— Да ничего особенного. Тебе нужно подружиться с одним человечком. Мне нужна информация — как живет, с кем живет, чем дышит, о чем страдает… Какие планы, какое настроение… Я не знаю, все, что нароешь. Сделаешь — твой счет пополнится единичкой и пятью нулями.

— Сколько?!

— Сто тысяч. Только не говори, что мало. Не наглей, ладно?

Наглеть никто не собирался. В глазах Антона зажегся азарт: капелька любопытства сменилась каплей алчности, а та, растекаясь по радужке, и вовсе захлестнула волной предвкушения. Впрочем, через пару мгновений огонек в его глазах потух — парень напрягся и с подозрением посмотрел на Олега:

— В чем подвох?

— Да нет подвоха. Правда, человечек этот довольно скрытный, недоверчивый — может на контакт не пойти. Тебе придется постараться. Импровизируй. Что хочешь делай, но ты должен втереться к нему в доверие.

— И кто же он?

— Власов.

— Власов, Власов… — протараторил Антон, припоминая знакомую фамилию. — Что?! Этот педофил? Олег, знаешь что…

— Власов никого не насиловал, — оборвал Сажинский.

— Ну конечно! А сидел он, потому что…

— А сидел он, потому что не повезло ему. Есть такие люди — «неудачники» называются. Слушай, тебя эта история вообще не касается! — разозлился Олег.

— Олег, я не понимаю, что ты задумал? Зачем тебе это? В какое дерьмо ты меня пытаешься втянуть?!

— Я тебя никуда не втягиваю. Мне нужна только информация.

— Окей, зачем тебе для этого я? Почему сам не пойдешь и не разузнаешь все, что тебя интересует?

— Я не могу. Мы… повздорили немного. И он не должен знать, что мы с тобой знакомы. Ты мне поможешь?

— Ты темнишь.

— Слушай, не будь занудой, а? Я прошу не так уж много, а плачу не так уж мало. И за эти деньги давай ты не будешь кушать мне мозг и задавать лишние вопросы, не имеющие никакого отношения к делу!

Антон насупился, уткнувшись в чашку. Проблемы ему не нужны, а вот деньги — не лишние. Но стоят ли эти деньги подмоченной репутации, проблем с Олегом, с Власовым? История явно нечистая, с каким-то дурным душком; Антон хоть натура и творческая, но ума хватает, чтоб понять: было б все чисто — Олег не предлагал бы таких денег. Но он не хочет посвящать в свои задумки… Вот что делать? Согласиться — черт его знает, чем все это закончится! Власов уголовник, и даже если отсидел незаслуженно, как утверждает Олег, то восемь лет на зоне наверняка даром не прошли… А если заподозрит что-нибудь? Вот только с уголовниками проблем не хватает! Но и отказ чреват не только лишением хороших денег, но и, возможно, проблемами с самим Сажинским. А такого друга Антон терять не хочет.

— Антох, никакого криминала, — вздохнул Олег, угадывая сомнения друга. — Ты поможешь?

— Я могу хотя бы рассчитывать на подробности о самом Власове? Что за тип? На какой козе к нему подъехать можно?

***

Лика не ушла из чужой квартиры ни через неделю, ни через две. Руслан злился, хоть и старался не подавать виду: он не скандалил, не требовал, в чем зря не обвинял. Но по голосу, по сдержанным интонациям Лика понимала, что жених ждет не дождется, когда игра его невесты в добрую самаритянку закончится. Каждый день ждет. Каждый час. Ждет, отгоняя подозрения, веря каждому ее слову, каждому заверению, что «ничего личного, просто хочу помочь!» Потому что любит и греется надеждой, что раз не дали ему до сих пор отставку, то значит, тоже любят. Молча, не бросаясь громкими словами и не задабривая лживыми поцелуями. А Ликина совесть неприятно скребла коготками: «А чем ты лучше Каринки? Живешь с чужим мужиком и бесстыже испытываешь терпение парня, который тебя любит. Который верит тебе! Который ждет…»