Не знаю, зачем я солгала, просто вырвалось. Не хотелось объяснять про Гошку: все не важно, когда ты рядом. А ты, кажется, почувствовал фальшь. Внимательно посмотрел на меня, придержав за плечи.
— Что с тобой? Ты мне не рада? Не надо было неожиданно приезжать?
Мы вошли в квартиру, и только тогда я выдохнула:
— Ну что ты говоришь!
Мне хотелось только одного: броситься тебе на шею и замереть. Наверное, нужно было так и сделать, но я не решилась. Ты был смущен и несколько замешкался, снимая теплую куртку и шарф, будто раздумывал, стоит ли оставаться. Если б ты ушел, что бы со мной было?
Я быстренько прошла на кухню, чтобы разогреть мясо, каким кормила давеча Гошку. Бросила на сковородку мороженые овощи, включила чайник. Ты стоял у окна и курил в форточку. Идиллия. Будто и не расставались. У меня было столько вопросов, упреков, недоумения! Но ты молчал, и я молчала. Я исподтишка смотрела на твой профиль с тонким изогнутым носом, с губами, вытянутыми в трубочку, когда ты выдыхаешь дым. На тебе белый свитер и черные вельветовые джинсы, густые волосы коротко стриженны, высокий лоб открыт. Ты чуть-чуть сутулишься всегда, даже на сцене. Каждая черта, каждое твое движение мне знакомы до трепета.
— Я хочу тебе верить, — наконец произнес ты.
— Вы можете мне верить, — ответила я твердо.
Ты сел в свой угол и задумался. Усталость старила твои черты, но такой ты мне еще дороже. Не хотелось больше ничего знать, слышать, выяснять. Не звонил, подвесил и исчез, измучил неопределенностью — пусть! Сейчас ты здесь, и больше мне ничего не надо! Хотя нет, лукавлю: я страстно желаю, чтобы ты остался со мной. Но ведь желать этого все равно что просить небесное светило спуститься на землю.
Ты молча жевал, а я смотрела, как ты ешь. Я чувствовала, что ты готовишься сказать мне что-то важное. Ждала и боялась. Каков будет приговор? Ты встретил равную себе, из твоего небесного круга? Ты опамятовался, отрезвел и убедился в иллюзорности бегства от одиночества? Да еще таким оригинальным путем. Прошло достаточно времени, чтобы взглянуть на вещи реально.
— Ты не передумала? — спросил ты, и я вздрогнула:
— Что?
— Идти за меня. — Ты вытер салфеткой блестящие губы и подбородок и посмотрел в ожидании.
— Нет-нет, — поспешила я и смутилась.
— Хельга, ты меня не обманешь? — Твои глаза опять напомнили собачьи, мудрые и грустные.
Я отрицательно качнула головой, не в силах произнести ни слова.
— Я обо всем договорился: венчаемся в церкви Николая Чудотворца в подмосковной деревеньке. Там же и распишемся.
Я слушала тебя и думала, почему не умираю от счастья. Самый момент. Сердце больно билось, руки тряслись, и я спрятала их под стол. Тем временем наше соглашение обретало деловой, житейский характер. Ты рассуждал:
— Жить будем пока по отдельности, но это временно. Заработаю еще немного — куплю хорошую квартиру.
— Мою можно продать, — вклинилась я в твои расчеты, но тотчас одумалась. Если продадим мою квартиру, куда я вернусь в случае чего?
В случае чего? Значит, я до конца не верила в серьезность и надежность происходящего. Однако ты отмахнулся от моего предложения:
— Нет, твое — это твое. Пусть будет.
— Тогда, может, пока мы будем жить здесь, ведь вам… тебе здесь нравится?
— Да, но мне надо работать… Хотя… — ты огляделся, — там видно будет.
Мы помолчали, допивая чай. Ты опять курил, а я приходила в себя. Спросила немного погодя:
— Я могу позвать в церковь подруг? И как мне одеться?
Ты рассеянно обернулся:
— Как? Да как хочешь!
Увидев мое лицо, поспешил добавить:
— Ну, я не претендую на классическую невесту: в фате и кринолине. Не по возрасту вроде бы. Ты реши сама, как лучше, ладно? А что касается подруг, то я бы не хотел никого постороннего там. С моей стороны тоже никого не будет. Решено?
Я хотела воскликнуть: «Ну почему?!» Я ведь впервые выхожу замуж, а сколько мечталось об этом! О том, за кого выхожу, и говорить нечего. Не стала спорить, покорно кивнула в ответ. Отныне я во всем подчинялась тебе. Ты так хотел, а я любила тебя до беспамятства…
Однако ты тер покрасневшие глаза, и я поняла, что пора стелить постель.
— Спать? — спросила для верности — вдруг ты решишь ехать к себе.
— Да хорошо бы. Устал зверски. Полотенце дашь?
Ты отправился в душ, а я стояла посреди комнаты с поминутно замирающим сердцем и думала, как мне стелить: вместе или порознь? И постелила порознь, как и в прошлый раз. Тебе — на диване, себе — на раскладном кресле. Наши лежбища заняли почти всю комнату. Ты вернулся посвежевший, с мокрыми волосами, в расстегнутой рубахе. Оглядев диспозицию, весело ухмыльнулся, но ничего не сказал. Я погасила верхний свет, оставив включенным лишь торшер возле моего кресла. Ушла в душ, дав тебе возможность раздеться и лечь без свидетелей. Скажу честно: надеялась, что, пока я намываюсь не спеша, ты уснешь и тогда не возникнет никакой неловкости перед моим укладыванием в постель. Господи, как я боялась всего! Какая была закомплексованная!