Темой сессии становятся Ужасные Вещи, Которые Мы Сделали. Следом за Итаном начинают по очереди говорить другие больные: например, одна женщина ударила ножом мужа, думая, что он дьявол. Кто-то пытался выпрыгнуть из окна на глазах у детей. Наконец наступает моя очередь.
– Клэр, – произносит Орла, повернувшись ко мне. – Вас что-то беспокоит? О чем вы размышляете?
– Ну, – говорю я, – когда-то у меня не было денег на аренду, и полиция не давала мне работать. Поэтому я ездила в отели на Манхэттене и притворялась проституткой.
– Хорошо, – говорит Орла через мгновение. – Спасибо, что поделились. Сейчас – Анна.
Человек по имени Майкл, справа от меня, говорит:
– Подождите-ка. Как это работает? Вы говорили случайным парням, что вы проститутка?
Все смотрят на меня.
Поэтому я рассказываю.
Ребекка
Сколько ты когда-либо платил за женщину, Алан?
Алан
Четыреста долларов.
Ребекка
Удвой!
Алан
Ты серьезно?
Ребекка
Мне весело – вот почему я стою восемьсот долларов, но если ты передумал…
Алан
Нет, подожди. Восемь сотен… Ладно.
Ребекка
Мне нужна половина этой суммы как аванс.
Алан
(доставая кошелек)
У тебя все продумано, Ребекка?
Ребекка
Конечно. Поднимемся по отдельности. Ты – первый. И не смотри в глаза консьержу.
– Я не планировала заниматься с ними сексом, – заключаю я. – Впрочем, я все равно привыкла заниматься подобными вещами с тех пор, как работала профессиональной приманкой в юридической фирме. Единственная разница состояла в том, что теперь мне платила не жена, а муж. Он сохранял половину денег и свой брак тоже. Беспроигрышная ситуация.
Группа замерла. У Алана был монотонный голос уроженца Новой Англии – он происходил из Нью-Хэмпшира, где охота была чертовски хороша, – в то время как в голосе у шлюхи Ребекки был след дымного хриплого Юга.
Долгое молчание. Орла, кажется, встряхивается.
– Идем дальше, – говорит она. – Анна, тебе есть что рассказать?
– Групповая терапия показала, что вы еще не выздоровели, – говорит доктор Бэннер. – Как я и подозревал.
Слишком поздно я начинаю понимать, что попала в очередную ловушку.
– Как долго вы собираетесь меня здесь держать?
– До тех пор, пока вы не перестанете представлять опасность для других или для себя, Клэр.
– Когда же это произойдет?
– Вы делаете успехи, при этом лекарства могут ослабить непосредственные симптомы, но не решить основные проблемы.
– Так как же вы узнаете, когда я поправлюсь?
– Имеете в виду, какое поведение подскажет мне, что вы чувствуете себя гораздо лучше?
Я киваю.
– Не сомневаюсь, что если я все вам расскажу, то вы прекрасно сможете разыграть подобное поведение, – говорит доктор с легкой улыбкой. – Позвольте мне сформулировать так, Клэр: я узнаю, что вы на пути к выздоровлению, когда вы перестанете притворяться.
Нам нельзя было заходить в интернет, но в офисе администратора стоял старый компьютер, подключенный к сети. Я видела, что санитары проверяют «Фейсбук», когда рядом нет докторов.
Пациентам могут дать небольшую работу, чтобы хоть чем-то их занять. Я вызываюсь сортировать отходы, и это открывает мне доступ в офис. Я слоняюсь вокруг, перекладываю бумаги, подсматриваю, как именно нужно вводить пароль. Поздно ночью снова прокрадываюсь туда и вхожу в систему.
Я занимаюсь поиском «театрального расстройства личности». Появляется список ссылок, в основном психологические сайты.
Я узнаю, что театральное (по-научному гистрионное) расстройство личности – одно из психических расстройств кластера Б. Оно характеризуется постоянным стремлением к одобрению, импульсивностью, настойчивой потребностью соблазнять других, рискованным сексуальным поведением, непостоянством, манипулятивностью, поиском острых ощущений, страхом быть покинутым, пониманием значимости отношений, которых на самом деле нет, и склонностью к искажению, отвержению или неправильному интерпретированию реальности. Восемьдесят процентов диагностированных с этим заболеванием составляют женщины. Они склонны к попыткам самоубийства или повреждения самих себя. Я также узнаю, что слово «гистрионное» имеет отношение к ныне уже дискредитированному термину «истерия», который, в свою очередь, происходит от греческого слова «матка». В начале двадцатого века истерию лечили с помощью вибраторов, с тех пор, как было замечено, что страдающие – ими неизбежно были женщины – казались менее возбужденными после оргазма. За поколение до этого их просто запирали.
Другими словами, я не сумасшедшая. Может, я просто из тех женщин, которые исторически не очень нравились мужчинам-врачам.