Верь мне

Оказывается, он имеет в виду ударные дозы пимозида, проверина и иклимита – лекарств, которые, как он уверяет, имеют мало побочных эффектов, но которые, я чувствую, притупляют мыслительные процессы, покрывая мой разум клейким сиропом медикаментов. Из-за них я постоянно голодна. Я провожу дни в телевизионной комнате, вяло ожидая, когда санитары принесут еще один поднос с тяжелой пищей. На одной из консультаций я совершаю ошибку, говоря доктору Бэннеру, что страх перед другими пациентами нарушает мой сон, поэтому в дополнение ко всем другим лекарствам мне прописывают еще и снотворное. Как все здешние препараты, после назначения оно становится обязательным для приема. Санитары стоят над тобой, чтобы убедиться, что ты проглотил свою дозу. Почти как в фильме «Прерванная жизнь», только без Вупи Голдберг.

Похоже, ирония в том, что Бэннер весьма одержим лекарствами, в то время как очевидно, что именно злоупотребление препаратами подпортило мозги большинства его пациентов. Они сравнивают рецепты с избирательностью гурманов. «У тебя мет? Дерьмо, ведь все, что он мне дал, – две долбаные сигареты и рецепт на гребаную Сюзи Кью», – и рассказывают потом всем, кто готов слушать, о высшей реальности, в которой они побывали, принимая ангельскую пыль и кокаин. Мне кажется, впадать в наркотическую кому каждую ночь небезопасно, тем более я уверена – самые зоркие среди пациентов точно знают, что мне дали, но выбора нет.

Через неделю или около того доктор Бэннер торжественно озвучивает мой диагноз. Я страдаю от параноидального бредового приступа. Когда я протестую, настаивая, что все это произошло на самом деле и полицейская операция была такой же реальной, как больница, где мы сейчас находимся, доктор Эндрю Бэннер отмахивается от моих возражений. Факты не важны, утверждает он. Важно то, как я на них реагирую. Я переживаю диссоциацию – внутренний распад личности. Есть и элемент психоза, связанный с невозможностью отделить восприятие от реальности. Он считает, что это симптомы, связанные с театральным расстройством личности, и их появление вызвано интенсивным стрессом.

Лечение одно: увеличенные дозировки тех же лекарств.

Медленно, медленно, то ли из-за тяжелых медикаментов, то ли просто по прошествии времени мое волнение утихает. Я больше не вскакиваю от неожиданности при каждом шорохе и не просыпаюсь с рвотой во рту, вызванной паникой. Поток разрозненных образов в моей голове замедляется до струйки. Кручение пленки замедляется, а затем и вовсе останавливается.

Лишь изредка я вижу себя в роли исполнителя, шагающего по кинокартине своей жизни. Боль в сердце, боль из-за Патрика Фоглера, требует больше времени, чтобы справиться с ней. Теперь я понимаю, как глупо было позволить себе влюбиться в него. Второй раз в жизни я влюбилась и во второй раз полюбила опять лишь образ.

Только это не означает, что мои чувства нереальные.

Это моя драгоценная тайна, та часть меня, в которой я не признаюсь Бэннеру или его коллегам. Я боюсь, что, если расскажу им, они найдут способ все «подправить». Это последнее, за что я должна держаться. Единственная часть Патрика, которая у меня осталась.

Что касается Фрэнка и Кэтрин, то я не испытываю к ним ненависти. Я ничего к ним не чувствую. Даже когда я думала, что она на моей стороне, я знала – для Кэтрин я не более чем шахматная фигура в ее партии. Я всегда ее недолюбливала и не доверяла ей и теперь понимаю, что интуиция меня не обманывала.

Протяжность дней хромых сравнять ни с чем нельзя нам,
Когда под грузом лет со снеговым бураном
Хандра, – угрюмого нелюбопытства плод, —
Размеры страшные бессмертья обретет![17]

Поначалу я с опаской жду, когда приедут полицейские или иммиграционная служба и разберутся со мной. Однако проходят недели, и я сталкиваюсь с другой возможностью: система просто выбросила меня и забыла. Пока доктор Бэннер не решит, что я вылечилась, нет причин, почему кто-то должен меня выгнать.

Часть третья

52

– Думаю, мне уже лучше, – неуверенно говорю я. – Правда, я чувствую себя прекрасно.

Взгляд доктора Бэннера почти жалостлив:

– К сожалению, одним из признаков расстройств личности кластера Б является тот факт, что больной имеет искаженный образ себя. Часто пациенты ошибочно ценят в себе именно те качества, которые причиняют страдания другим и подрывают их отношения.

Я хмурюсь:

– Вы хотите сказать – мне не станет лучше, пока я не заболею? Это немного напоминает Кена Кизи, «Пролетая над гнездом кукушки», верно?

– Я говорю, что ваши собственные суждения о том, насколько вы хорошо себя чувствуете, могут оказаться так же ненадежны, как мои или моих коллег.

– А как же доктор Лэтэм? Что она говорит?

– Я не смог разыскать вашего доктора Лэтэм, Клэр.