Верь мне

Она ведет меня в конференц-зал, расположенный в том же здании. Он все еще завален старыми кабелями от кого-то из прежних хозяев.

– Двенадцать лет назад Патрика Фоглера допрашивали в связи с исчезновением Констанс Джонс, проститутки.

Доктор Лэтэм выводит на экран фотографию молодой чернокожей женщины. Женщина с вызовом смотрит в камеру. Я понимаю, что это полицейский снимок.

– Ее видели садящейся в машину, похожую на машину Фоглера, но свидетель не располагал номерным знаком, и отсутствовали какие-либо улики. Констанс так и не нашли. Патрик заявил о своей невиновности, и никаких обвинений предъявлено ему не было.

Она меняет картинку. Еще один снимок.

– Четыре года спустя тело другой проститутки было найдено в пустом доме недалеко от университета в Массачусетсе, где преподавал Фоглер. Оно было обезглавлено. Голова и тело были размещены отдельно друг от друга. Опять же, не было ничего конкретного, что связывало бы Патрика с этим преступлением.

– Ну, если нет никакой связи… – говорю я.

Доктор Лэтэм поднимает палец.

– Кроме одного момента, настолько тонкого и косвенного, что он никогда не мог быть использован в суде.

Она протягивает мне книгу, и я сразу узнаю томик, который дал мне Патрик. «Цветы зла», перевод Патрика Фоглера.

– Страница пятьдесят шесть, – говорит мне доктор Лэтэм. – Прочтите вслух, пожалуйста.

Озадаченная, я выполняю ее просьбу.

Я

Лежит безглавый труп. Подушки омывает
Кровь красная живой струей,
Как бы ручей; ее материя впивает,
Как почва, с жадностью большой.
Как страшным сумраком рожденные виденья,
К чьей бледности наш взор влеком,
С косою черною и с ношей украшений
Лежит на столике ночном…
На ложе голый труп, забыв закон приличья,
В распутстве полном, обнажил
Красу жестокую и тайное величье,
Что в дар от рока получил…[9]

Я резко останавливаюсь. Теперь я понимаю, почему доктор попросила меня прочитать именно это стихотворение. Безглавый труп… Я слышу щелчок и поднимаю голову. Доктор Лэтэм воспроизводит на экране новые изображения. Ужасные, ужасные образы. Такие гротескные, что я отворачиваюсь от экрана, но один из них отпечатывается все-таки в моем мозгу. Отрубленная женская голова находилась среди толстых церковных свеч. На ней все еще были большие серьги-кольца. Глаза частично закрыты: видны зеленые тени от век. На лице застыло выражение покорности судьбе.

– Пожалуйста, продолжайте, – спокойно говорит доктор Лэтэм.

Я неохотно поднимаю книгу и продолжаю.

Я

Сумел ли мститель твой, неутолен живою
Тобой, кого он так любил,
Над неподвижною, податливой такою
Утешить свой огромный пыл?

Ответь, нечистый труп! – За косы поднимая
И голову держа в руках,
Запечатлел ли он свой поцелуй, прощая,
На холодеющих зубах?[10]

Я останавливаюсь. В горле пересохло.

– Но ведь это не доказывает, что он совершил преступление, да?

– Конечно, нет. – Доктор Лэтэм вежливо соглашается. – Это ничего не доказывает.

– А Стелла? Была ли она… Была ли ее смерть такой же?

– К этому мы еще вернемся. Незадолго до смерти жены Патрик встретил в баре молодую женщину. – Взяв книгу, она переворачивает страницу, чтобы отметить нужное место. – Помните?

Я киваю.

– Не могли бы вы сейчас найти это место?

Я знала: стихотворение, в которое столь пристально вглядывался в ту ночь Патрик Фоглер, называлось «Вино убийцы»:

Свободен я, жена скончалась.
Могу я вволю пить…[11]

– Когда мы возвращаемся в прошлое Патрика Фоглера, то обнаруживаем, что каждый раз неподалеку от его места жительства исчезают молодые проститутки. Нечасто. Всего лишь по одной или по две в год. Маловато, чтобы попасть в заголовки, потому что кого волнует исчезновение пары шлюх, верно? Но этого достаточно, чтобы установить закономерность: их тела редко находят, но когда находят – все они изуродованы именно теми способами, какие описаны в «Цветах зла» Бодлера.

Доктор Лэтэм вновь демонстрирует мне изображения – ужасные и навязчивые.

– Шанис Уильямс. Ее семь раз ударили ножом в сердце. Это преступление соответствует стихотворению «Мадонне», в котором Бодлер пишет: