Верь мне

Любовь нельзя совмещать с алкоголем. Он усугубляет ее протекание до состояния затяжной наркотической эйфории. Стремительно усиливается симптоматика. Идет неизбежная передозировка эндорфинами, дофамином, серотонином и окситоцином.

Кажется, что в мире существует только любовь. Ничего кроме. Работают лишь основные инстинкты.

Я все это знаю не понаслышке. Быть не в себе – мой сознательный выбор. В этих непонятных отношениях мне необходимо периодически отключать разум.

Дышу так, словно задыхаюсь. На самом деле, конечно, дурею от избытка Саниных афродизиаков. Это моя идеальная химия, которая крепче известных человечеству опиоидов и опиатов.

Поднимаю веки, чтобы столкнуться с Георгиевым взглядами. Он сокрушает меня своей похотью. Судорожно тяну воздух и подаюсь назад, чтобы дразняще лизнуть пальцы, которыми он все еще держит свои яйца, словно опасаясь того, что их разорвет от напряжения. И после влажного касания моего языка угроза, должно быть, становится критической. Он с хрипом толкает из нутра какой-то рык и вздрагивает так сильно, что волны этой дрожи проходят под его кожей, как нечто живое и хищное. Мышцы на животе сокращаются яростнее всего, наверняка вызывая физическую боль.

Рвано вздыхаю и отстраняюсь еще чуть дальше. Саша тут же направляет мне в рот член. Ощутив давление головки, я не могу сдержаться. С мычащим звуком удовольствия трусь о нее губами, раздвигаю их и лижу языком. Собираю каплю предэякулята, как одичавшее от обезвоживания существо росу. Молниеносно пьянею от полученных ферментов. Вздрагиваю и с трудом подаюсь назад, глядя на Сашкин налитый член, как на предмет адского вожделения.

Вдох. Выдох.

Трепеща ресницами, целую головку, еще раз ее облизываю и снова отстраняюсь.

– Блядь, Сонь… Что за игры? Давай, не останавливайся. Отсоси нормально. Я же знаю, ты умеешь охуенно насасывать.

Идиот.

Я ненавижу себя, но грубость проклятого принца хоть и бесит в моменте, а все равно возбуждает. Наверное, я привыкла к ней и стала сексуально зависимой.

Я собиралась взять его в рот. Однако… Не после этого.

Пронзив Георгиева сердитым взглядом, поднимаюсь на ноги. Подхожу к прикроватной тумбочке, на которой он оставил шампанское. Прикладываясь, выпиваю совсем немного. Дыхания на большее не хватает. Когда же Сашка прижимается сзади, и вовсе за раз остатки воздуха теряю. Со странными кашляющими звуками его выталкиваю.

– Ты обиделась? – обжигает ушную раковину. – Извини. Я не хотел быть грубым.

– Тебя так шатает, антигерой, – бубню оскорбленно. – То ты «не ради секса здесь», то «отсоси»!

– Шатает, верно, – подтверждает жестким тоном. – Не ради секса, конечно. Но ты… Блядь, Сонь, ты завела меня до предела. Хочу теперь, пиздец. Подыхаю.

– А если я сейчас скажу, что ничего не будет… – дразню уже намеренно.

– Твою мать, Сонь…Тогда мне придется тебя уговорить.

– Уговорить? Заставь меня захотеть тебе отсосать, – прошелестев это, загибаюсь от губительного скачка температуры.

Будто я еще не готова это сделать… С удовольствием!

Просто сейчас мне вдруг горит сыграть в непокорность. И Георгиев это понимает. Слышу, как хрипловато усмехается. Шумно выдыхает мне в ухо и ласково шепчет совсем неласковые вещи:

– Зажать и трахнуть, м?

Я закусываю губы и намеренно игнорирую этот вопрос. Покачиваюсь, потому что неловко себя чувствую. И Саня начинает двигаться за мной. Прикрываю глаза. Наслаждаясь этим танцем, вслушиваюсь в играющую в номере песню.

– О чем он поет? – спрашивает Георгиев неожиданно.

– Мм-м… – мычу и чувствую, как краснею. – Это очень старый хит… Джо Дассен поет… Он поет… – отчего-то крайне неловко переводить. – Если б не было тебя, зачем я жил бы, вот вопрос[1]… – шепчу, наконец, задушено.

– Угу. Вопрос, – отбивает Саша так же тихо. Не прекращая качать меня, покрывает неторопливыми поцелуями шею. Уровень любви в моем организме зашкаливает, как радиация, способная привести к атомному взрыву. – Переводи дальше, – просит, когда начинается новая песня.

– Вечная любовь, наполненная чистым смехом… Единственная дорога, выводящая из ада… Ведущая дальше, чем ночь… Самая темная ночь[2]…

– Правда.

– В хорошей музыке всегда есть смысл. Это же чувства и эмоции, которые кто-то уже переживал. Тот, кто не любил и не страдал, вряд ли способен написать хит, на который откликнутся миллионы.

– Согласен.

– А у тебя есть какая-то любимая песня из французских?

– Кхм… К сожалению, я знаю только «Алена даст».

– Что за?.. – выталкиваю массу воздуха. Пока не догадываюсь, о чем он говорит. – Alors on dance[3]??? Боже, Георгиев! Умеешь ты все испортить!

Он разворачивает меня. Со смехом подталкивает к кровати. Толкая, практически сразу же наваливается сверху.

– Я понял, что тебя прет весь этот французский вайб. Увы, я не тащу. Признаю.

– Хоть в чем-то!

– Выдавай ты.

– Что выдавать?

– На своем французском заряжай, м?

– М?

– О-ля-ля, бонжур-салю, комар–вузапле, гули-гули, жемапа куку-лику, кгу-у-ур[4]…