Верь мне

– Когда прилетели? Почему не предупредили? Я бы встретил, – ворчу, отчитывая дочь, едва она отлипает от моей груди. – Или вы думаете, я уже не в состоянии доехать до аэропорта?

– Папа… – улыбается сквозь слезы. – Ну что ты такое говоришь? Мы хотели сделать сюрприз. Я так соскучилась, пап!

Она выглядит как Соня. Она смеется как Соня. Она говорит как Соня. Но во взгляде я вижу себя.

– А как же школа?

– Во Франции начались каникулы. Так что мы к вам на неделю. Дети очень хотят увидеть ту башню, которую ты умудрился возвести, когда маме запретили летать.

Слушаю ее, с трудом справляясь с внутренней дрожью. Играет в груди все, будто не из плоти и костей создан, а из незастывшего желе.

– Хо-хо, – выдаю с привычной важностью, забывая о поседевшей в пепел голове. – Когда они ее увидят, не захотят уезжать в ваш Париж.

– Не исключено, – подогревает мой гонор дочь. – Вообще не удивлюсь!

Улыбаясь, подмигиваю ей. Притягиваю, чтобы обнять еще раз. Ведь каждый этот раз бесценен. Грудь сдавливает едва ли до скрипа, но это счастье. Дочь – одна из тех частей моего сердца, которую мне когда-то пришлось отпустить, и без которой я до сих пор учусь жить.

Как же я теперь понимаю свою мать… Как же я ее сейчас понимаю…

– Поверить не могу, что ты все-таки осуществил это, казалось бы, шутливое обещание, – тарахтит Тамила, согревая своим дыханием мою шею.

– Шутливое или нет, а сейчас я думаю, что, не выполнив его, я бы не смог спокойно умереть.

– Ой, что за мысли, пап? Ну что за мысли?! Дурные! Как ты сам говоришь, пап? Еще полетаем! Пусть не на самолетах…

– На своих двоих. Но над землей, – заканчиваю с хриплым смехом.

– Именно!

Придерживая за плечи, медленно веду дочь к дому. Даже если бы мои ноги были способны двигаться быстрее, я бы не стал этого делать. Когда осознаешь важность каждой минуты рядом с близкими, желание торопиться деактивируется. И ты наслаждаешься, кайфуешь… Живешь!

– Ну какие налистники, ба? Зачем мне этому учиться? Ни один мужчина не заставит меня стоять у плиты! – доносится из кухни задорный голос дочери старшего сына, едва мы с Тамилой попадаем через заднюю дверь в дом. – Сейчас столько возможностей! Жизнь очень динамичная! У меня плотный график. Я сама перекусываю на ходу. Какая готовка? Зачем? Пф-ф! Все можно купить.

Скидывая пальто, слышу, как Соня смеется, и в груди снова все сжимается.

– Узнаю себя! Тоже когда-то подобное говорила. А потом встретила твоего дедушку… И захотелось готовить для него. Так проявляются любовь и забота. И неважно, кем ты работаешь, и насколько сильно забит твой график. Увидишь разок сытую улыбку своего мужчины, и все! Мысли перестроятся, графики поломаются… Найдешь время. Мы ведь работаем, чтобы жить. А не живем, чтобы работать. Реализация – это чудесно. Это приносит счастье. Но ничто так не радует, как семья. Она важнее всего.

Сердце барахлит. Незаметно прижимаю к нему ладонь. Перевожу дыхание. И, наконец, вхожу за Тамилой на кухню.

– Не убеждай, мам, – толкает та с порога. – Ава все поймет. Просто позже. И только тогда вспомнит твои слова.

Как там говорил в свое время Титов? «Я стар, безудержно сентиментален и бесстыдно романтичен». Наверное, это все и про меня – человека, который прожил свою жизнь в любви к семье.

Вижу возле Сони своих правнуков, внуков и детей, их жен и зятя, на которого далеко не сразу разучился волком смотреть, и кроет, как сказал бы в юности, запредельными эмоциями. Если максимальное значение магнитуды колебания земной поверхности девять, то внутри меня сотка.

Это все, о чем я когда-то мечтал. Это то, ради чего я воевал.

Обнимаю всех. Даже зятя, который перекрыл священную фамилию Георгиевых не самой удачной своей. Ладно, слова – это просто набор букв. Сила не в них. Я надеюсь лишь на то, что через сорок лет они с Тамилой будут в кругу своей любящей семьи, как и мы с Соней. Беру на руки самого младшего члена нашего рода. С гордостью прижимаю к груди.

– Где накрывать стол? – спрашивает Соня, останавливая взгляд на мне. – В столовой? Или здесь, на кухне?

– Пусть папа решает, – говорит Алексей.

Не скрою, безумно приятно, когда в семье из четырех поколений ты до последнего остаешься главным авторитетом.

Я вырастил сильных сыновей. Титанов, которые переняли не только семейные ценности, но и мое умение вести бизнес. Сейчас они уже передают это своим детям.

– Мне все равно, где ужинать, – отвечаю приглушенно.

– А давайте поедим здесь, и пойдем с горячими напитками и пледами на террасу, – вставляет дочь, как обычно, вовремя. – Папочка?

– Пусть так, Тамила. Согласен.

– Супер! Всегда знала, папуль, что я твоя любимица!

– У меня нет любимчиков, – ворчу я, подавая правнуку выпавшую соску. – Передо мной, как перед Богом, все равны. Есть просто несколько хитрых жоп, обладающих даром трясти мое сердце.

– Жоп? Ладно я, пап, – выдает Тамила, не переставая посмеиваться. – Но зачем ты так про маму?

– А ее жопку я особенно ценю. Она была первым, что меня заинтересовало в Соне Богдановой в… В каком там году, Солнышко?