Верь мне

– «Поднимешься?» – цитирую, повторяя его небрежный и вместе с тем самоуверенный тон. – Повел себя, как наглый принц из моего прошлого! Мне это не понравилось. Собственно, в былые времена ты из-за этого же получал отказы. И никаких выводов, похоже, не сделал.

– Блядь, Соня… – выдает он так тяжело, что меня охватывает дрожь. – Ты сейчас серьезно?.. – таращится во все глаза. И ладонями сжимает мои бока так сильно, что кажется, вот-вот затрещат ребра. – Я твержу, как клятву, что люблю тебя! Я признаю, что готов ради тебя сдохнуть! Я трамбую свою гордость в землю и молю тебя быть моей! Георгиевой! Я, блядь, ползаю перед тобой на коленях! – ослабляя давление, перемещает одну руку, чтобы ударить себя кулаком в грудь. – Ты же видела эту квартиру после нашего расставания… Видела! Не заметила, что все в ней так, как ты сама оставила?! Я ждал, что ты когда-нибудь вернешься! Ждал, Сонь! Всегда ждал! А интонации… Ну, блядь… Прости, но совсем другим человеком я стать не могу! Наглый ублюдок? Должен предупредить: после того, как мы переспим, я буду еще более наглым! Жадным! Сильным! Живым! Счастливым! И любящим, Сонь! Это ли не главное?

От шквала выплеснутых Сашей эмоций у меня не только перехватывает дыхание. Но и возникает дрожь. А с ней… Внизу живота начинают порхать бабочки.

– Значит… – шепчу я. И улыбаюсь. – Никакой моли? Все в порядке?

Поверить не могу, что дразню Георгиева подобным образом. Это очень похоже на флирт. И… Ощущается опасным.

Его глаза мерцают в свете пламени камина. Свирепо и многообещающе.

А потом… Саша сжимает мои бока и, резко притянув к себе, демонстрирует эрекцию, которая ощущается убийственно пугающей и адски волнующей.

Упираясь ладонями в его плечи, издаю какой-то странный звук. Ошарашенный. Трепещущий. Жалкий. Осторожно отодвигаюсь и, обхватывая себя руками, отшагиваю в сторону.

– Я завтра возвращаюсь в Париж, – сообщаю тихо.

Саша резко втягивает воздух. По его гордому, мужественному и красивому лицу будто бы пробегает тень. Но он, конечно же, быстро возвращает себе самообладание. Стискивает челюсти и напряженно застывает.

– Думала остаться до третьего… Но сегодня посмотрела, что на это число нет билетов… Аж до пятого января… А на завтра – полно…

Жду какой-то знаковой реакции.

Однако Георгиев озвучивает совсем не то, что мне бы хотелось услышать.

– Выйду покурить.

Мельком на меня смотрит, но я успеваю увидеть на дне его потухших глаз тоску. Это глубинное чувство будто физически в грудь мне бьётся. Я открываю рот, только вот сказать ничего не успеваю. Он разворачивается и уходит.

Внутри меня все содрогается и, скованное тянущей болью, замирает. Не знаю, как удается не заплакать. Смотрю перед собой, ощущая большую растерянность, чем двое суток назад, до нашего с Георгиевым примирения.

Что мне делать? Не понимаю. Абсолютно.

Улетать не хочу. Но вроде как должна… Нет возможности оставаться здесь до Рождества. Не сидеть же у Чарушиных еще целую неделю. Все, включая Сашу, разойдутся по рабочим местам. А мне что делать? Порешаю свои дела и прилечу обратно в Одессу шестого, прямо перед Даниной свадьбой. Других вариантов не вижу.

Курит Георгиев долго.

Я успеваю полностью убрать со стола, спрятать еду в холодильник и загрузить посудомойку, когда за спиной, наконец, раздаются шаги… Вцепляюсь пальцами в край столешницы и застываю.

Ладони по животу. Холод и стальная твердость к спине. Сиплый и горячий выдох в затылок.

Вздрагиваю. Но в целом не двигаюсь.

Прикрываю веки. И в этой темноте сердцебиение вдруг кажется особенно громким. Попросту оглушающим.

– Соня… – шепчет Саша, медленно оглаживая своими крупными кистями мой живот. – Малыш… Любимая… Моя… – выдает так отрывисто и низко, что становится понятно: подбирать слова ему сейчас крайне трудно. Ладони замирают у основания моей груди. – Едем домой, родная.

Я резко втягиваю кислород, цепенею и так же стремительно оборачиваюсь, чтобы поймать его напряженный взгляд и с отрывистым вздохом обнять.

Потому как эти слова… Это именно то, что я все это время ждала!

– Да… Да… Домой… Едем, родной… – тараторю я, выплескивая все свои эмоции. – Едем… Домой, родной…

Саша натужно вздыхает, прижимает меня крепче, отрывает от земли и начинает кружить.

53

Моя слабость. И моя сила.

© Александр Георгиев

Дом.

Я берег его целостность и неприкосновенность, как суверенитет отдельного государства. Но лишь когда в этом укромном замороженном мирке появляется Соня, в нем возобновляется жизнь.

Застывая на пороге гостиной, ловлю себя на том, что, пока она неторопливо двигается по квартире, я дышу. Полной, мать вашу, грудью дышу.

Гипервентиляция, привет.

Я слишком ошеломлен шквалом своих чувств, чтобы ей сопротивляться.

На каждом вдохе грудь так сильно раздувается, что кажется, будто я реально в размерах расту. Становлюсь шире, выше, мощнее.

Чувствую Сонин запах с одуряющей для моих рецепторов насыщенностью. Лишь здесь он раскрывается полностью и превращает меня в какого-то чертового зверя. Ноздри трепещут, как у хищника со сверхострым обонянием.