Верь мне

– Все нормально? – притормаживает рядом со мной обвешанный сумками Чара.

Я медленно моргаю, стискиваю челюсти, с трудом сглатываю и без каких-либо слов киваю.

– Не торчи здесь долго, – выдает уже грубее. – То, что хочешь, один хрен не вытравишь. Только какое-то гребаное воспаление схватишь.

Я хрипло прочищаю горло и сплевываю слюну, которая ощущается слишком горькой, чтобы ее сглатывать. Отворачиваясь, сминаю в пепельнице сигарету и угрюмо смотрю на заснеженный двор.

– Есть еще шанс проскочить в город?

– На твоей спортивной колымаге – нет.

В этот момент мне почти посрать на пренебрежение, которое Чарушин выказывает, отзываясь о моей новой и, безусловно, охуенной тачке. Почти. Просто сейчас есть вещи важнее.

– Дай свой внедорожник, – задвигаю ровным тоном.

Тёмыч ухмыляется и мотает головой.

– Ни хрена.

Выдав это, скрывается в доме со всеми их чертовыми сумками.

Я тихо и весьма протяжно матерюсь. Хотел бы сказать, что это ярость… Только вот тело потряхивает вовсе не от гнева. Меня ломает. И абстиненция эта по той зависимости, которая во сто крат сильнее никотиновой. Гораздо сильнее всего, что я в этой жизни познал.

– Сука… Блядь… Боже… Блядь… – бормочу себе под нос, растирая дрожащими ладонями лицо.

Такие приходы ловлю, которые не настигали даже после выведения из наркоза. Будто все это время под воздействием каких-то препаратов был. И вдруг… Действие прекратилось.

Долго стою на крыльце, глядя на белые сугробы до ослепляющего жжения в глазах. Промерзаю до костей. Сердце уходит в автономный ресурсосберегающий режим. Дыхание постепенно выравнивается. Но на общем уровне волнения это почему-то сказывается слабо.

Особенно когда возвращаюсь в дом и продолжаю контактировать с людьми. Что я ни говорю, на кого не смотрю, в сознании трепыхается всепоглощающая мысль: где-то в этом доме находится Соня.

А потом мы, что вполне закономерно, оказываемся за одним столом, и я, набравшись гребаной смелости, перехватываю ее взгляд.

Злость? Разочарование? Жалость?

Ничего из этого в глазах, которые хранят для меня целую Вселенную, я не обнаруживаю. Там таится лишь то самое свободное и самодостаточное чувство, которое я, будучи упрямым ослом, отвергал в самом начале наших отношений.

Она как будто… Она меня любит? Любит? Все еще? Несмотря ни на что?

Моя броня стремительно идет трещинами. За грудиной срывается ураган. Я задыхаюсь и резко отвожу взгляд. По коже слетает колючая дрожь, которую я с огромным трудом переживаю, сохраняя неподвижность.

Сглатываю. Стопорю внутреннюю стихию, которая грозит моему организму не просто очередной, а, похоже, мать вашу, финальной катастрофой.

«…– Я никуда не уеду.

– Делай, как знаешь.

– А тебе типа пофиг?

– Нет. Не пофиг, конечно. Но я никогда не буду просить тебя остаться…»

За последнее время, с тех пор как очнулся, я, независимо от своих желаний, перебрал и в реале все воспоминания о НАС. От начала и до того самого проклятого «прощай». И сейчас я точно знаю, почему при новом контакте всплывает именно этот диалог… Соня транслирует похожие на тот период чувства.

После этого фрагмента очень много всего произошло. И, в конце концов, она перешагнула через это заявление – просила меня остаться. Плакала, умоляла… Когда я не мог!

А сейчас… Все, что я видел буквально десять дней назад, когда она выбежала за мной на продуваемую ветрами террасу, ушло. Ни непосильной печали, ни убийственного сострадания, ни какой-то глубинной обиды ее взгляд больше не выражает.

Кто-то что-то спрашивает. Я сухо по фактам отвечаю.

И рискую вновь посмотреть на Соню.

«Не может быть… Не может быть… Не может быть…» – стучит в висках, пока не впиваюсь в ее глаза и не получаю столь же уверенное подтверждение.

Вашу мать… Боже… Не показалось…

Она любит меня… Просто любит. Сохраняя достоинство, Соня Богданова, как и когда-то давно, не выпячивает это, но и скрывать не пытается.

Ну или я все-таки тронулся умом.

Да… Наверное, это более вероятно.

Я слишком много думал о ней. Я снова зациклился. Я сосредоточил на чувствах все свои силы, потому что больше не было на что их расходовать.

Это рецидив моей одержимости. Но я справлюсь. Должен справиться.

«Сегодня, когда ты, в угоду своей мести, взял в жены Владу Машталер, я поняла, что никогда с тобой быть не смогу. Даже в далеком будущем… Даже когда ты разведешься… Даже когда будешь снова свободным… Я больше не смогу быть с тобой, Саш… Как раньше уже не будет… Моя рана никогда не затянется, обида не утихнет, а злость не станет меньше…»