Верь мне

– А может, они сами по крыше ушли… – выдыхаю я, ощущая, как в груди все скручивает, и на миг стопорится даже одурело скачущее сердце. – Этот ублюдок мог пойти за ними… Блядь… Тоха, оставайся здесь… Сколько это будет возможно… Я наверх! – говорю это и срываюсь к лестнице.

Быстро взлетаю, словно супермощь какую-то активировал. А оказавшись на крыше, уже бегу. За гребаным Антиповым. Когда замечаю у края Соню с Владой, понимаю, что не успеваю. Но захвативший мой организм ужас такой сильный, что я выжимаю из себя запредельный максимум.

Я не могу ЕЕ подвести! Я не могу ЕЕ потерять!

Момент истины. Секунды вечности.

Антипов хватает Владу. Та тянет за собой Соню.

Ужас, ярость, отчаяние, молитва, вера, сила… Рывок сверх своих физических возможностей, и я ее практически в воздухе ловлю. Теряю равновесие, но дергаю в сторону.

Выстрел… Выстрел… Жгучая боль точечно и сразу по всему телу.

Мы с грохотом падаем на безопасный участок крыши.

– Соня… – мне нужно понять, что с ней все в порядке.

Глаза в глаза.

Одно осознание: жива. Она жива. И это главное.

Я отрубаюсь.

Затяжная тьма. Едкие запахи медикаментов. Приглушенные звуки голосов. Слепящий свет лампы.

Мой фильм закончился. Я так и не узнал своего будущего. Но увидел главное.

– Саша… Боже мой, Саша…

Свежий выброс адреналина. Ускорение сердцебиения.

На инстинктах прикладываю все усилия, чтобы открыть глаза.

А когда, наконец, разлепляю их, вижу склоненную над собой Соню.

– Господи… Слава Богу!

Пока она вздыхает и радостно причитает, касаясь меня теплыми ладонями, я крайне медленно догоняю, где я, и в каком сейчас положении перед ней.

– Выведите ее отсюда, – первое, что я прошу у стоящего рядом врача, как только язык отлепляется от неба. – И больше ко мне не впускайте.

[1] Допэмиссия – дополнительный выпуск акций. Акций становится больше, а доля каждого из инвесторов – меньше. Акции могут выпускаться в пользу определенных инвесторов.

45

Завтра будет легче…

© Соня Богданова

– Выведите ее отсюда. И больше ко мне не впускайте.

Сказать, что я потрясена, услышав эти слова – ничего не сказать. Это подобно физическому удару в грудь, после которого я сразу же задыхаюсь. Но и этой реакции моему организму оказывается мало. Боль слишком сильная. Она носится по моей груди как раненый зверь, пока не раскалывает на осколки сердце.

На глазах тотчас проступают слезы. Я на автомате моргаю, чтобы сдержать их и продолжать видеть хмурое лицо Саши, его воспаленные, все еще мутные и совершенно неприступные глаза.

Еще минуту назад у меня все горело в груди от счастья, что операция прошла успешно. А сейчас я снова несчастна. Нет, я, конечно же, рада, что Георгиев жив. Это главное. Но… Просто оказываюсь не готовой к тому, что прогонит меня.

– Пойдем, Сонь, – слышу тихий голос Чарушина.

Он кладет руку мне на плечи и мягко тянет, заставляя отойти от койки. Я выхожу неохотно и медленно, замечая, как Саша опускает веки, поджимает губы и тяжело сглатывает. Скачок давления и резкое ускорение сердечного ритма на мониторе – последнее, что я вижу, прежде чем Чарушин выводит меня из палаты.

– Твой мозг окончательно сдох? – рассекает застывшую тишину резковатый выпад Дани.

И дверь закрывается.

– Мне жаль, – выдыхает Артем, притягивая меня в объятия. Я машинально подаюсь. Прижимаюсь к его груди. Вдыхаю знакомый запах. – Уверен, что это требование не имеет ничего общего с его истинными желаниями. Давай отнесемся с пониманием к неадекватности больного, который только-только вышел из-под наркоза.

У меня нет слов. Я ошарашена. Меня будто огрели чем-то тяжелым по голове. Я даже не плачу. Потому как это тоже конечная реакция, а я где-то застряла со своим восприятием этой сцены. Да и стоит ли лить слезы? После всего? Конечно, не стоит. Хорошо, что все закончилось. Саша жив и скоро пойдет на поправку. Это главное.

Чарушин забирает меня к себе домой. Лиза встречает нас, едва входим в дом. Вижу, как ее трясет, и становится стыдно. Всю ночь ведь не спала.