Вепрь

«А что если старый и опытный разведчик зашифровал еще круче? Плюс век - это уже 19.05! Но прямо перескочить с хромой цитаты Паскевича на указующую цифру он поостерегся и вместе с тем понадеялся на мою смекалку!» Я посмотрел на массивный, в металлическом корпусе, будильник у нашей кровати. Согласно такой интерпретации до момента, когда замок-таймер придет в состояние готовности, оставалось еще двадцать минут.

Прихватив будильник, я снова спустился в погреб. Теперь я уже загодя включил электромотор, подогнал стрелку фальшивого датчика на двенадцатую условную атмосферу и решил, пользуясь возможностью, немного вздремнуть. В случае правильности моих расчетов тайник открылся бы, даже если бы я проспал. Но я еще и будильник поставил на те же 19.05, дабы вид незнакомого гражданина не испугал мальчишку до икоты.

Застраховавшись на все случаи ближайшей жизни, я расчистил на верстаке пространство, подложил под голову пуховик и мгновенно провалился в глубокий сон. Проснулся я оттого, что кто-то дергал меня за волосы. Будильник верещал как оглашенный. Вся половина стены со стеллажами, заваленными инструментом и прочим хламом, точно исчезла. На самом деле она только полностью распахнулась внутрь тайника, подвигнутая в назначенный час и при заданном параметре «двенадцать не знаю чего» неким скрытым приводным устройством.

- Ты кто? - Мальчишка лет пяти, сероглазый, румяный и белокурый, рассматривал меня, словно ангел, сошедший с небес непосредственно в преисподнюю и сразу налетевший на тамошнего кочегара с темной от копоти физиономией.

Страха в нем не было ничуть. Ангелам нечего бояться.

- Друг, - пробормотал я, выключая осатаневший будильник.

- Чей друг? - Ангел ковырнул в носу пальцем.

- А ты Захарка? - сверился я для проформы, как будто в подземелье могла прятаться толпа беспризорников. - Алексея Петровича сын?

Однако ангел не спешил сознаваться первому встречному.

- Тебя зовут как или?…

- Сергей.

- Сахару принес? - поменял он тему. - И конфет с повидлом? И печенюшек, и вафлей таких?

- Принесу. - Я спустил ноги с верстака, - Завтра принесу.

- Побожись, - потребовал мой недоверчивый собеседник, воспитанный, видно, в страхе Господнем.

- Будь я проклят святыми угодниками! - Я отдал ангелу пионерский салют.

- Ладно. - Он шмыгнул носом. - Пошли гараж строить. А где дед Гаврила? У меня кубиков сборных чуть не коробка. Это все кирпичи. А ты батьке моему тоже друг или кто?

Тягая меня за штанину в свою сухую просторную келью, Захарка продолжал сыпать вопросами и одновременно вводить новоприбывшего в курс предстоящего строительства.

«Друг ли я батьке? - думал я, осматриваясь в тайной комнате. - Друг ли я Алексею Петровичу? Друг ли он мне? Какова вообще его роль в Пустырях, помимо благодетеля и хозяина? Зависит ли он от Паскевича или сам по себе?»

В любом случае Алексей Петрович Ребров-Белявский, при всей моей к нему неприязни, оставлял впечатление человека прямого и в меру своих возможностей честного. Но сына ему Гаврила Степанович не вернул, несмотря на все его глубокое горе. Стало быть, егерь не полагал, что Захарка обретет в отчем доме ту безопасность, какая у него была прежде. Что-то изменилось в Пустырях к моему приезду. Зачем-то именно этот ребенок потребовался ветеринару Белявскому и его шефу из внутренних органов нашей больной империи.

Бункер представлял собой довольно низкую квадратную комнату площадью около пятнадцати таких же квадратных метров. Потолок и стены его были выкрашены темно-зеленой масляной краской. Пол покрывал затоптанный, но вполне сносный ковеp, вытканный по всему периметру орнаментом с иероглифами. Синий короткошерстный дракон, прикусив раз и навсегда свой раздвоенный китайский язык, извивался под моими ногами. Непременные ласточки вили гнезда на боковых шелковых экранах трехстворчатой ширмы, из-за которой выглядывал топчан со сползавшим на пол шерстяным одеялом в полосатом конверте. Центральный экран ширмы затопляла какая-то полноводная река с искусно прописанными бурунами. Как я полагаю - Янцзы. Приметил я на потолке и отверстие вентиляционной шахты, проведенной, вероятно, в нежилую часть дома. Освещал помещение торшер с розовым боливаром без полей. В левом углу примостился лакированный шифоньер.

- Заперто, - проследив за моим взглядом, сказал Захарка. - Дергай хоть сколько.

- Откроем? - подмигнул я ему.

- Дед Гаврила ругаться станет. - К моему предложению ангел отнесся с опаской. - А то и посечет.

- Рука-то у деда всего одна, хоть и золотая. - На роль отмычки я назначил отвертку, которую взял со стеллажа, маскировавшего капитальную дверь бункера. - Двоих не сможет сечь.