Венок поэту: Игорь Северянин

Я люблю Ваше творчество, но мне бы ужасно хотелось показать Вам еще одну грань жизни — свет и тени тех неизмеримых высот, того бега в будущее, куда революция — эта великая мятежница — завлекла человечество. Именно Вы — поэт — не можете не полюбить ее властного, жуткого и все же величаво-прекрасного, беспощадного, но могучего облика.

Шурочка Домонтович — А. Коллонтай (Из книги «Сокровища душевной красоты». М., 1984)

БОРИС ПРАВДИН Игорь Северянин

1

С тех пор, как Игорь Северянин
Наш тихий город посетил,
Грущу о нем, раздумьем ранен,
Как я давно уж не грустил.

И мнится: за ночь вьюгой снежной
Весенний город замело, —
Ты пел о счастье так элежно,
И об элежном так светло!

Я помню голос твой изломный,
Программы скомканный листок,
И чей-то дар весенне-скромный —
Бледно-сиреневый цветок.

Весь облик северного скальда,
Печаль улыбки, petites manies[4]., —
Вы мне напомнили Уайльда
В его трагические дни.

И ты, — как он, — поэт бездомный
И конквистадор Красоты,
Познавший горечь доли темной
И своенравие Тщеты!

25. V. 1919 г.

2

Как были холодны колонны,
Старинно-строгий белый зал,
Когда Ваш голос тайно-стонный
То пламенел, то погасал!

Вы гневно пели о Гоморре,
Сплетали мирты Красоте.
И в оверлененных «Amores»
Молились Яви и Мечте.

Но не взнесли от сонной тины,
Не олазорили толпу —
Ни Ваши четкие секстины,
Ни девогимны Виснапуу.

И пусть мы слепы и убоги, —
Несите подвижный Ваш крест:
Был «кубком Гебы»[5] для немногих
Ваш неожиданный приезд.

7. 11. 1920 г.

ВАЛЬМАР АДАМС Игорь Северянин в Тарту

На округлых тумбах — в центре города и в его заречной части — расклеены афиши, гласящие, что 6 февраля 1920 года в Тарту состоится поэзовечер Игоря Северянина. Все билеты распроданы.

Блещет огнями аула — актовый зал старинного университета.

В первом ряду восседает, с неизменной хризантемой в петлице, поэт Хенрик Виснапуу[6], подле него беллетрист Фридеберт Туглас[7] со своей статной женой Эло, близ них — красавица поэтесса Марие Ундер[8] и ее трубадур из Сянна, рядом лектор Тартуского университета Борис Правдин, владелец Карловой мызы Булгарин и другие широкоизвестные деятели города.

Игорь Северянин исполняет стихотворения из своего сборника «Громокипящий кубок». Поэт словно чеканит строки металлически звенящим голосом, подчас распевает их на созданные им самим мотивы. Баритональный бас поэта переполняет весь зал. Каждый слог доносится до балкона, где множество студентов, затаив дыхание, следит за исполнителем, восхищаясь витальностью Северянина, бурно аплодируя даже тогда, когда от них — эстонцев — порой ускользает значение отдельных слов. Жизнерадостность стихов поэта близка молодежи.

Они — призыв к естественной жизни, к миру, любви, веселью, к трудовым ритмам.

Да, вопреки всему, жизнь продолжается:

Весенний день горяч и золот,
Весь город солнцем ослеплен…

Слушатели как бы ощущают: среди них — само Солнце. И, кажется, не было ужасов войны, «щемящего ненужья» нужды, на мгновение даже сдается: раскаты боев навсегда смолкли, настал вечный мир.

Перерыв. Игорь Северянин стоит среди почитателей, снисходительно выслушивая их комплименты, принимает цветы. Этот высокий, в долгополом черном сюртуке человек с лицом цыганского барона привлекает к себе все взоры.

Борис Правдин, лектор университета, лингвист, поэт, представляет Игорю Северянину его поклонников.

Мне, привычному к схваткам дискуссий, захотелось, чтобы и в этом зале вспыхнула полемика, и я прошу:

— Игорь Васильевич, прочтите Ваш «Эпилог эгофутуризма»:

Я, гений Игорь-Северянин,
Своей победой упоен…

Автор гордо вскинул голову:

— Это стихотворение неуместно здесь. Это стихи для дураков.

Антракт закончен. Северянин читает стихи, посвященные эстонским рекам, озерам, лесам.