Венгерский набоб

- Значит, - разглаживая развернутое письмо, сказал Шандор, - я и этот счет готов оплатить в любом месте и в любое время.

Конрад глянул на Ливиуса.

- Парень шутит, кажется.

- Нет, господа, не шучу, со вчерашнего дня я - компаньон господина Болтаи, и какие бы претензии к нашей фирме ни предъявлялись, мы, он или я, обязаны платить по ним в интересах взаимного кредита.

Конрад не знал уже, что и думать: то ли неграмотен совсем, то ли спятил молодец.

- Да вы прочли, что в этом письме? - набросился он на него.

- Да. Это вызов на дуэль.

- Ну и с какой же стати хотите вы принять вызов, направляемый совсем другому лицу?

- Потому что это мой компаньон, мой приемный отец, который сейчас в отсутствии, и любой успех или неудача, крах или скандал - все касается меня точно так же, как его самого. Будь он здесь, сам бы и отвечал за себя, но он уехал, а у меня есть причины не открывать, куда и насколько. Так что господам ничего не остается, кроме как взять вызов обратно либо получить удовлетворение от меня.

Конрад отозвал Ливиуса в сторону: спросить, допускается ли такое кодексом чести. Ливиус припомнил подобные случаи, но только между дворянами.

- Послушайте-ка, Шандор Барна, - сказал Конрад, - то, что вы предлагаете, только среди дворян принято.

- Но ведь не я, сударь, вызываю, вызываете вы.

На это возразить было нечего.

Конрад скрестил ручищи на широкой своей груди и подступил к молодому человеку.

- Драться умеете?

- Я под Ватерлоо был и орден получил.

Конрад покачал головой.

- Да он белены объелся!

Но Шандор был совершенно спокоен.

- Так вы в самом деле драться хотите вместо вашего мастера? Что-то фанфароните вы очень, сумасбродный вы забияка. Подумайте хорошенько. Дуэль - это вам не война. Там издали стреляют и можно от нули уклониться, наземь лечь, да и впереди еще шеренги две-три и с тыла ничто не угрожает. А тут лицом к лицу надо встать, пистолет напротив пистолета, грудь незащищенная в вершке от острия шпаги и никого уж на помощь не позовешь, нет, целиком себе предоставлен!.. А, что?

Шандор не удержался от улыбки.

- Что ж такого, мне это безразлично, господа; умею я и с пистолетом и со шпагой обращаться - даже луковицей, коли придется, и той не промажу.

- Diable! - отшатнулся Конрад. - Это что, намек?

И вспомнил, будто в самом деле когда-то в театре, в битве сторонников Мэнвилль и Каталани кто-то немилосердно луковицами его бомбардировал.

- Ваши секунданты? - беря слово, официальным тоном осведомился Ливиус. - Из ваших знакомых назовите кого-нибудь.

- Знакомые мои все - мирные рабочие люди, не хочется их в такую опасную затею втягивать. Ведь я и убить противника могу, зачем же еще двоих ни в чем не повинных ставить вне закона. Нет, будьте уж любезны из собственного вашего круга назначить мне двух секундантов; с любым вашим выбором я заранее согласен. Вам легче ведь, господа, выпутываться из подобных щекотливых положений.

- О времени и месте мы вас известим, - сказал Ливиус, и оба, взяв шляпы, удалились.

- У этого юноши сердце дворянина, - сказал по дороге Ливиус Конраду.

- Посмотрим, выдержит ли оно до завтрашнего утра.

Но еще в тот же вечер в мастерскую Болтаи наведался разряженный, весь в серебряных позументах, гайдук, спрашивая г-на Барну.

В руках было у него письмо.

- Не вы ли, с вашего позволения, - спросил он тоном, выдававшим привычку к вежливому обхождению, - работать изволили в Париже, в ателье господина Годше?

- Да, я работал там.

- Три года назад повстречались вы в Эрменонвилльском лесу с тремя венгерскими господами.

- Да, повстречался, - ответил Шандор, дивясь, кому это на ум пришло воскрешать столь мелкие подробности его жизни.

- Тогда это вам, - сказал, передавая письмо, гайдук. - Извольте прочитать, ответа я подожду.

Шандор сломал печать и, как водится, глянул прежде на подпись. Возглас изумления вырвался у него.

Две подписи друг под другом, два окруженных единодушным пиететом имени, - наивысшим уважением всех, кто только почитал себя добрым патриотом и достойным, просвещенным человеком: Рудольфа и Миклоша.

О чем же могут они писать - они, люди великие, герои дня, триумфаторы нации, ему, какому-то безвестному бедняку рабочему, о ком ни одна живая душа на свете не слыхала?

В письме стояло:

"Вы - мужественный человек и очень правильно поступили. Каждый из нас в вашем положении сделал бы то же самое. Если вы согласны принять нашу услугу, мы готовы ее вам оказать по праву прежнего нашего знакомства".

Шандор сложил спокойно письмо.

- Предложение их сиятельств я высоко ценю, - сказал он, поворотясь к гайдуку, - и принимаю с превеликой благодарностью.

Учтиво поклонясь, посыльный удалился.

А полчаса спустя явились Рудольф с Миклошем.

Ах, будь Фанни дома в эту минуту! Но она находилась далеко, невесть где, и боготворивший ее сидел прямо напротив ею боготворимого, даже не подозревая, что любит безнадежно, ибо тот - безнадежно любим.

Рудольф сказал, что нужно письменное полномочие от Шандора, иначе Конрад и Ливиус таких ему секундантов дадут, каких он себе не пожелал бы.

- И другие, значит, вызываются.