С удвоенной силой бросились гончие вперед.
Пара белых псов всего к ней ближе, быстрее ветра летят, стройные шеи вытянулись тетивой, с обеих сторон настигают, минута – и схватят.
Но лиса вдруг останавливается и, зажав хвост меж ногами, зубами щелкает навстречу борзым. Те отпрядывают озадаченно и, упершись в землю всеми четырьмя лапами, яростно визжат и крутят задранными кверху хвостами. Пользуясь промедленьем, преследуемое животное отпрыгивает и ускользает от белоснежной пары, пробуя взять вправо.
Опять кидается вся свора за лисой.
Теперь Армида графа Гергея наседает на нее.
– Браво, Армида! Кубок твой!
Еще прыжок. Лиса прижимается неожиданно к земле, и Армида перемахивает через нее, шагов только через двадцать заметив, что добыча-то позади.
И опять вправо забирает лиса.
– Пиль, пиль, Ласточка! – вопит Мишка Киш. Ласточка и впрямь хватает лису. Вот чей будет приз!
Но и лиса хватает собаку – цап ее прямо за нос, и та выпускает добычу. Шрам тебе вместо приза.
И тут лиса со всех ног кидается к рукаву Береттё. Удалось-таки хитрющей такую свору провести, выскользнуть из кольца. Борзые теперь все далеко позади.
Только Мати, кобель матерый, привыкший охотиться в одиночку, быстро опережает остальных. Этот сейчас покажет свое уменье. Покамест он не очень-то силы напрягал, другим предоставляя отличаться. Ему-то прекрасно известно, что за
Лиса опять за старые трюки принялась: и вбок отскочит, и присядет, и зубами щелкнет. Но куда там: перед ней боец испытанный.
И всего этого Янош Карпати не видел! Спросите-ка завзятого борзятника, можно на что-нибудь променять подобное зрелище?
Вот на всем бегу лиса прижалась внезапно к земле; но Мати не перескочил через нее, как недалекая Армида. С быстротой молнии налетел сзади на лису, которая, ожидая его с другой стороны, оскалилась было, но тут… Зрители увидели только, как, подкинутая псом за шею, перевернулась она в воздухе и опять угодила ему в зубы, – а тот еще разок встряхнул ее за загривок и опять пустил: пусть немножко побегает.
– Браво, Мати, браво! – загремело на лугу.
Клики эти только подстрекнули Мати показать себя полном блеске, и он сумел-таки, вопреки всем ее шахматным хитростям, поворотить лису обратно, навстречу охотникам, чтобы прямо у них на виду еще побросать ее, как мяч. Дольше минуты он, правда, не решался удерживать хищницу в пасти, зная, что иначе и она его куснет, а о лисьих зубках собаки свое твердое суждение имеют, избегая их пуще всех прочих. Поэтому Мати швырял только да швырял лису наземь, дожидаясь, пока она совсем изнеможет. А та уже и не защищалась больше, бежала лишь, спотыкаясь, ковыляя на трех лапах. Все считали, что лисе конец. И вдруг, завидев стадо быков на тракте, она снова прянула в сторону и устремилась прямо к ним.
Охотникам пришлось перемахнуть через довольно высокие слеги, и двум дамам опять представился случай блеснуть восхитительной ловкостью: обе успешно взяли препятствие.
И обе в тот же миг увидели приближающегося по тракту всадника, которого частью из-за кустов, частью из-за отвлекающих обстоятельств раньше не заметили…
Это он!
Флора еще сильнее зарделась в эту минуту, Фанни побледнела как смерть.
Он!
Обе его узнали. Да, он. Любящий супруг одной, обожаемый идеал другой.
Флора, не помня себя от радости, рванулась вперед с восторженным криком:
– Рудольф! Рудольф!
Фанни, онемев от отчаяния, повернула и поскакала обратно.
– Боже мой! – воскликнул Рудольф, на чьем лице пылал еще поцелуй любимой женщины. – Лошадь той Дамы понесла!
– Это графиня Карпати! – сказала испуганно Флора и подхлестнула коня в надежде догнать ее.
Но та стремглав летела по травостою; все были Уверены, что лошадь ей не повинуется. Флора, старый Палко, Мишка Киш и граф Гергей скакали вдогонку, не в силах, однако, ее настигнуть; лишь Рудольф наконец поравнялся с ней.
Лошадь Фанни взбежала в эту минуту на узенькую запруду на Береттё. Внизу – шестисаженная глубина, стоит оступиться – и конец. Но Рудольф уже тут; из шестерых он лучший наездник. Впервые в жизни видит он эту женщину. Откуда ему знать, что они уже встречались много раз, ведь он ее не примечал. Лошадь Фанни вся в мыле, а как сама она бледна, как вздымается ее грудь!.. Вот он, миг, когда этот юноша скачет рядом: дыхание его, кудри почти касаются ее лица, а у нее больше, чем когда-либо, оснований желать смерти. Ведь юноша этот, обожаемый ее идеал, – муж прекраснейшей, благороднейшей из женщин и любимейшей подруги.
Приходится Рудольфу отказаться от мысли остановить обезумевшего коня; но когда, теряя сознание, Фанни валится навзничь, он успевает подхватить ее и во мгновение ока переносит в своих мощных объятиях к себе в седло. Молодая женщина в беспамятстве поникает ему на плечо, одичалый конь мчится дальше один, без седока!
XXII. Муки адские