Венецианский аспид

– Сон, наверное. Не так хлопотно рифмовать.

– Но с другой стороны – куда ж без окаянного призрака…

У Корделии и мать возвращалась таким же духом, а упокоилась лишь после того, как всех мучителей ее одолели, а дочь угомонилась в моих объятьях.

– Но ты полностью одета, – заметил я. Мамаша ее призраком была довольно блядовитым. – В некотором смысле.

– Я тут не дрочить тебе, любовь моя. Утешенье и вразумленье, немного духовного наставничества, если учесть, что твой нравственный компас клал на все с прибором.

– Это и впрямь ты, – всхлипнул тут я – знаю, сопли распустил, но, мать вашу, горе меня совсем одолело, нет? – Я без тебя поломался.

– Ох, миленький Карманчик. – Она взяла мою щеку себе в ладонь, только я этого не почувствовал. – Ты всегда был поломанный, любимый, в этом соль твоего характера. Что б я делала с каким-нибудь хрупким принцем, для которых меня родили, у кого гордость нежная, как хрусталь? А ты был все равно что такая милая сломанная кукла, которую девочка с лестницы кидает – посмотреть, что у нее еще отвалится, просто смеху ради, просто ради приключения.

– Или из окна высокой башни.

– Так то всего один раз было, и ты сам тогда прыгнул.

– Будучи до хрена галантен в твою честь, нет? – Я правда сам прыгнул. Спасти котенка. Корделии.

– Да, ты всегда таким был – и должен быть им снова.

– Мне что – в окно прыгнуть, забрызгать собой всю брусчатку и прийти к тебе в Неоткрытую Страну? Я вполне готов, если поможешь мне доползти до подоконника.

– Нет, ты должен помочь мавру.

– Отелло? Помочь ему что? Он же силен, как боевой конь, богат, командует ятым флотом, раздражающе высок, а его…

– А его дама?

– Он не женат.

– Значит, его любовь? – уточнила Корделия. – Дездемона.

– Это которая дочка сенатора? Она ему не… ну… он же мавр, нет?

– Проследи за этим.

– За чем мне проследить?

– Ты же умный, Карман. Вот и будь умный. Помоги мавру.

– Брабанцио этого нипочем не дозволит. А я всего-навсего пух от бывшего шута, пьяный и слабый, а также наоборот, и воли к жизни у меня нет никакой.

– Однако ты покорил королевство и вручил его мне.

– Знамо дело, но то было как на сисю насикать, разве нет? Мне нужно было только вывернуть его из хватки слабоумного семейства кровосмешенных извращенцев.

– Ты это мое семейство в виду имеешь, да?

– Ну, не тебя же, очевидно. Всех остальных. В общем, суть в том, что я мелок и скорблю.

– Это правда. Помоги мавру.

– В Венеции я растерял весь вес.

– Не весь. Дож к тебе еще остаточно благосклонен. Еще какое-то время ты можешь повращаться в высших кругах. Помоги мавру.

– Хватить твердить одно и то же.

– Дай слово.

– На. Помогу этому клятому мавру.

– И дай слово, что себя не кончишь.

– В смысле – покончу с собой?

– Да.

– Даю.

– И не трахай еврейку.

– Какую еще еврейку? Не знаю я никакой еврейки.

– Какой ты милый, Карман. Теперь просыпайся, ты сейчас в кроватку написаешь.

Я проснулся. Слишком поздно.

* * *

Через два дня после этого сна я принялся выполнять задание, которое мне дала моя Корделия: Помогать Мавру.

Священник удивился, что Отелло сам открывает двери. Обезьянка и огромный кретин рассчитывали, что будут сласти. На мавре был подпоясанный домашний халат из белого льна, а в одной руке он держал саблю в ножнах.

– Да он же не умирает, – сказал священник.

– Оне черные, – сказал Харчок.

– Мавры обычно черны, – объяснил я придурку.

– Вы сказали, что он умирает, – произнес священник.

– Прошу прощенья, генерал, – сказал я мавру. – Но только залучить сюда его удалось, только сказав, что тебя требуется соборовать.

– Карман? – ответствовал мавр. – Что-то неважно ты выглядишь. – Он удивился, что я пришел к его порогу в час ужина, да еще и со свитой, но не рассердился.

– Влатайся во что-нибудь поприличнее, – сказал я. – С золотым позументом и зрелищной шляпой, если получится. Мы идем тебя женить. Сарацинский шлем – такой, с острием – будет в самый раз, если у тебя есть. – Я прошмыгнул мимо него в дом, который, хоть и располагался вблизи от Арсенала, все ж убран был скорее так, как это подобало герцогскому жилью, нежели спартанской обстановке солдатского. – А вы трое – тут подождите.

Священник попробовал докричаться до меня из-за мавра:

– Не собираюсь я женить никого. Ты же говорил – соборовать.

– Сделаешь, как велят, или я всем расскажу, что твоя братия сперла кости Святого Марка из храма в Египте.

– Это четыреста лет назад было. На это всем плевать. Валяй, рассказывай. А я пошел домой. – И священник развернулся и сделал шаг прочь.

– Останови его, Харчок, – попросил я.

Громадный дуболом цапнул попа за капюшон сутаны и приподнял его было, как котенка за шиворот, – но сутана лишь задралась, а почтенный клерик остался стоять голый ниже пояса.

– Положь его на место, на место клади. Просто сядь на него.

Харчок выпустил из лапы сутану, толкнул священника наземь и послушно сел сверху.

– Так нельзя! Епископу все…

Священник внезапно захлопнул рот – на его лицо присела обезьянка.