Венец Прямиславы

Но князь Юрий еще не сдался и не собирался спасаться бегством. Он пнул сапогом обломки своей плети и бегом бросился к коням у пригорка. Проклятый половец не мог уйти далеко со своей добычей, а в распоряжении Юрия Ярославича по-прежнему оставались силы, значительно превосходившие ближнюю дружину Ростислава.

– Давай бегом! – крикнул он звенигородцам. – Уйдет половец – всех нас погубит, и меня, и вас, бараны безголовые! А не уйдет – еще посмотрим!

Переяр Гостилич кивнул и пошел к своему коню. Довести дело до конца по-прежнему было выгоднее, чем отступить ни с чем.

Глава 9

В первом же лесочке Прямислава и Забела остановили коней, ушли в заросли и избавились от мужской одежды. Разъезжать дальше под видом отроков было и стыдно, и бессмысленно: фигуры, лица, голоса безнадежно выдавали их. Кмети, которым и раньше все было ясно, поглядывали на них, снова залезших в седла, с добродушными понимающими усмешками. Новое появление среди них уже знакомой девушки никого не удивило: кмети подумали, что беглая послушница окончательно решила променять келью на объятия князя Ростислава. Конечно, время для любви было выбрано ими не совсем удачно, но сердцу ведь не прикажешь!

Ехали весь остаток ночи шагом, потому что дороги почти не было видно, и Рысенок шел пешком, ведя коня Прямиславы. Только на рассвете остановились отдохнуть, потом опять ехали – то полями, то лесом, то берегом реки Солокии, на которой ниже по течению и стоял Белз. Прямислава устала, но не жаловалась, хотя мысли о собственном положении приводили ее в ужас. Она стала разведенной женой, и даже доброжелательно настроенные люди смотрели на нее с сомнением; она чудом не попала в руки к бывшему мужу, сожительство с которым теперь, после разводной грамоты, стало бы смертным грехом; но, избежав этого, она оказалась под покровительством чужого мужчины, который, получается, и не сватался к ней! Даже если она благополучно выберется из этих приключений и вернется к отцу, едва ли ей прилично будет показываться на люди хотя бы в Турове. Рождественский монастырь – вот самое лучшее для нее место.

Ростислав часто оборачивался к ней, улыбался, стараясь ее подбодрить, в трудных местах придерживал под уздцы ее коня. Ради нее он два лишних раза объявил привал, ради нее послал Тешилу и Горяшку в какую-то убогую весь по пути, чтобы раздобыть им с Забелой какой-нибудь еды. Отроки притащили хлеба и молока и даже теплую яичницу в горшочке, и Ростислав одобрительно потрепал Горяшку по затылку. Его внимание, заботы, само его присутствие доставляло Прямиславе такую радость, что все тревоги начинали казаться несущественными. И хотя теперь она знала, что сватовство было поддельным, ей не верилось, что их будущее не связано.

Когда окончательно рассвело и дорогу стало видно, дружина прибавила ходу и незадолго до полудня подъехала к Белзу. Стоял он на низком берегу, защищенный старым и новым руслом Солокии. Город, как рассказал девушкам Державец, местный уроженец, был довольно стар: первую крепость здесь еще двести лет назад построил князь Владимир Святославич, отвоевавший червенские города у ляхов. За века Белз разросся, теперь укреплен был не только детинец, но и посад. Постоянно опасаясь новых войн, горожане не давали укреплениям обветшать, и стены, выстроенные из срубов, засыпанных землей, выглядели весьма внушительно.

– Тут много народу живет! – рассказывал Державец. – Вон, за рекой, Заречное село, чуть ли не старше самого города, а тут по округе много еще сел – и Гора, и Островец, и Умышль. Я сам из Островца, мои там и сейчас живут. В гости зайду – не было счастья, да несчастье помогло!

Из города долетел отзвук колокольного звона.

– Никола на Посаде! – определил Ростислав. – Богатая церковь, новая. Купцы-хлебники в складчину поставили, Стоигнев, Премил и Якша. А есть еще Никола Княжеский, тот в детинце, его поставил Рюрик Ростиславич, дядя наш старший. А вон там Панкратьеве-Солокийский монастырь, там и сейчас в игуменах сидит его сын, Ростислав Рюрикович, то есть смиренный инок Ливерий.

Еще издалека было видно, что в городе не все благополучно. Не замечалось обычной повседневной суеты, ни одна корова не паслась на лужках и пустырях у крайних улиц, ни одна коза не щипала траву под тынами, только пара забытых куриц дремала в тенечке. Людей не было видно, и ворота посадского вала, когда до них доехали, оказались закрыты.

– Что это вы в осаду сели, люди добрые, а осады вроде никто не держит? – закричал Звонята, первым подскакав к воротам. – Кого испугались? Не Змей Горыныч к вам едет, не Идолище Поганое, а князь Ростислав Володаревич! Никому вреда не делаем, всем добра хотим! Открывайте!

– Открывай, ребята! – закричал кто-то из-за тына, с внутреннего помоста разглядев приехавших. Голос был радостный, словно здесь ожидали гораздо менее приятных гостей.