Венец Прямиславы

Крестя при этом имени перекрестилась, вспомнив свои недавние приключения, и возблагодарила Бога, что Юрий Ярославич появился только теперь, когда ее, послушницу из Апраксина монастыря, уже никто не принимает за его жену. Да она умерла бы от стыда, если бы он накинулся со своими объятиями на нее!

– С пьяных глаз ты, что ли, Юрий Ярославич, врываешься? – наконец овладев собой, слегка дрожащим от волнения и негодования голосом произнесла Прямислава и встала. Князь Юрий сделал движение, но она решительно вытянула руку, точно заграждая ему путь. – Не спросясь, не постучавшись, лба не перекрестив, хуже лешего! Стыдно смотреть на тебя!

– Прости, Вячеславна, душа моя! – растерянно, но с чувством ответил Юрий Ярославич, теперь уже точно зная, к кому обращаться. – Виноват, что не предупредил, не спросился… Не было терпения ждать, так хотел увидеть тебя поскорее…

– Вот и встретились! Раньше-то я только от людей знала, а теперь своими глазами видела, как ты с холопками обнимаешься! – Прямислава говорила строго, но при виде растерянного лица князя Юрия нелепость их положения начала ее смешить. – И жены не стыдишься! Хоть Бога постыдись, он-то все видит!

– Да разве я… – Юрий Ярославич было протянул руки к Забеле, точно она могла как-то посвидетельствовать в его пользу, но та сердито погрозила ему кулаком, и он опять обратился к Прямиславе: – Вячеславна, свет мой, зачем смеешься, зачем сердце мое раздираешь! Наговорили тебе на меня злые люди! Лань моя любезная! Да разве у меня могло хоть в мыслях быть…

– Теперь-то я лань любезная, а в те семь лет где же ты был? На словах ты вон как разливаешься, а в лицо меня не знаешь, оттого и в лужу сел!

– Да ведь узнал же! В первый миг от радости в глазах помутилось, от радости, что наконец-то я с тобой! Звал я тебя с собой в Туров – не захотела ехать, посылал за тобой – исчезла! Гнался я за тобой, как сокол за уточкой, вот, наконец, дал Бог радости!

Он говорил так пылко, увлеченно, что можно было подумать, будто все эти годы его и жену разделяли высокие горы и быстрые реки, а какие-то неведомые враги не позволяли эти препятствия преодолеть. Незнакомый человек ни на миг не усомнился бы в его преданной любви к жене, но Прямислава хорошо знала, что все это время их разделяли всего лишь две берестейские улицы и торг. Ему было очень просто ее повидать, если бы он этого захотел. Она давно не ребенок – если бы Юрий Ярославич помнил свой долг, то ему следовало еще пару лет назад взять ее из монастыря в дом. Теперь у них уже мог бы родиться ребенок…

– Выйди, Юрий Ярославич! – велела Прямислава. – Не одета я, не могу гостей принимать. Батюшка мой будет с тобой говорить, а я не буду.

– С кем же мне говорить здесь, как не с тобой, душа моя? – негромко ответил князь Юрий, и от нежного взгляда его печальных голубых глаз у Прямиславы дрогнуло сердце. Под черными бровями эти блестящие, страстно одухотворенные глаза горели, как два живых сапфира. – Ведь обвенчали нас с тобой, Бог нас благословил быть единым духом и единою плотью. У кого же еще найду я любовь и защиту, как не у тебя, родная моя, березка белая!

Но именно упоминание о Боге и венце привело на память Прямиславе самые непростительные его прегрешения.

– Под какой же березкой ты свой венец обронил? – сурово спросила она, вцепившись в спинку кресла. – Через тебя и я с десятком холопок купленных стала «единым духом и единой плотью».

– Лгут люди! – Юрий Ярославич поднял было руку перекреститься, но отчего-то передумал. – О тебе одной я…

– И игуменья Евфимия лжет? – перебила его Прямислава, которой было противно слушать его ложь. – На торгу твои голубушки хвалятся, совсем стыда не имеют! Сама я такую встречала, у людей не спрашивала! Ты не гнушался за своими же холопами обноски донашивать, да я не такова! Мне от твоих холопок наследства не надо! Ступай отсюда, а то придется мне людей звать!

– Позову! – Пожариха наконец вскочила, и ее ключи загремели, как оружие перед битвой. – Вот ведь упились вчера – не знают, где упали! Тут хоть орда целая ворвется, никто и не пошевелится! Где вы все, лешие? Не видите, кто тут ходит! – во всю мочь заверещала она, открыв дверь в верхние сени.

Князь Юрий окинул взглядом женщин: Прямислава по-прежнему сжимала побелевшими пальцами спинку кресла, Забела приняла боевой вид, Анна Хотовидовна встала с места, точно готовясь защищать свою княжну. Его замысел ошеломить жену внезапным наскоком провалился, и он сам был виноват в своей глупой ошибке, которая все погубила. Не дожидаясь, пока крики Пожарихи кто-нибудь услышит, Юрий Ярославич быстро повернулся и вышел, не перекрестясь на образа и ни с кем не прощаясь.