Венец Прямиславы

Самое умное для перемышльцев было бы уйти как можно быстрее и укрыться в ближайшем сторожевом городке. Ближайшим оставался Добрынев, а до него верст пятнадцать. Конная дружина преодолеет это расстояние легко, но пеших погорельцев из Вислоча, и без того измученных и еле бредущих, не заставишь идти быстрее. В крайнем случае люди могут рассеяться по лесам, и какая-то часть из них в конце концов проберется к своим. А скот? Скотину они не бросят, потому что без нее не переживут зиму. А возможности князя Володаря помогать им тоже не бесконечны.

Короче, бросить тех, кого только что спас, Ростислав не мог. Ведь если князья, поселив людей на таких беспокойных рубежах, не обеспечат им защиту, то поселенцев не удержишь здесь никакими силами. Не за ноги же их привязывать! Как они на привязи будут поле пахать? И конные десятки Ростислава ехали шагом, как недавно ляхи, прикрывая отступление медленно идущих людской толпы и стада. Только он, в отличие от королевича Владислава, позади дружины пустил пешими двух отроков, Рысенка и Тешилу, чтобы вовремя дали знать, если появится погоня.

Впереди послышался глухой звук топоров. Вот уже заблестела под солнцем Вислока. Бывшие пленники со стадом пошли через брод, погнали коров вверх по откосу. Вдоль тропы на откосе лежало несколько срубленных деревьев, прямо с ветвями, – развесистые ели, корявые старые березы и молоденькие, окруженные облаком свежей зеленой листвы. Глянув на них, Ростислав подумал, что эти деревья похожи на женщин – сгорбленных старух и стройных юных красавиц, по нелепой случайности убитых в вечной порубежной войне…

Кто-то рядом шмыгнул носом. Ростислав опустил глаза: держась за его стремя, рядом с конем брела молодая женщина из Вислоча, держа на руках замотанного в ее же верхнюю рубаху грудного младенца. Словно почувствовав его взгляд, она подняла глаза. Чистое лицо молодой, лет шестнадцати, матери было заплакано, глаза опухли, губы потрескались, и это сочетание юной свежести и тяжкого горя составляло такое острое, резкое, бьющее по сердцу сочетание, что Ростислав дрогнул.

– Убили моего мужа вчера, – сказала женщина, увидев, что князь смотрит на нее. – Витко-гончар, двор наш сразу где церква, первый. Знаешь нас, княже?

Ростислав помедлил и кивнул, вспомнив гончара Витко.

– Убили перед двором, – продолжала женщина. – Налетели трое на одного… Уже когда ворота взяли… У них и копья, и доспех, и все, а он в рубахе и едва щит с топором успел схватить…

– Родные у тебя есть? – спросил Ростислав.

– Дядья на Волыни.

Ростислав кивнул. Где он возьмет ей нового мужа? А взять где-то надо, потому что одна она, вчерашняя девочка, не построит новую избу, не прокормит себя и младенца.

– Один у тебя? – Он кивнул на ребенка. Тот уже проснулся и заплакал, и женщина качала его на ходу, потому что сесть и покормить было некогда.

– Один, – вздохнула она. – Первый помер, этот вот держится, слава Живе [30].

– Княже, едут! – закричал сзади Рысенок. Мигом забыв про женщину, Ростислав обернулся, потом соскочил с коня и приложил ухо к земле. Слушать землю его научил один старик половец, пленник, много лет проживший в холопах у князя Володаря.

Земля ощутимо дрожала и гудела под сотнями лошадиных копыт. Их догонял довольно большой отряд. Ростислав так и рассчитывал, что ляхи соберут не меньше пяти-шести десятков. Но бояться было нечего: к счастью, они успели добраться до Вислоки. И дело не в том, что здесь рубеж, а в том, что Звонята и Микулич даром времени не потеряли.

Последние перемышльские кони шагом поднялись на обрыв, а их всадники тут же бросили поводья и принялись укладывать приготовленные деревья вдоль тропы. Засека самое надежное средство обороны в лесу – люди через нее перелезут, но лошади – никогда. А засека в сочетании с обрывистым крутым берегом превращается в такую крепость, которую можно весьма успешно оборонять. Столько, сколько понадобится.

Когда все свои оказались на обрыве, на гребне его тоже водрузили одно на другое несколько деревьев. По высоте они доставали человеку до груди, а за деревьями встали кмети, образовав плотную стену щитов.

– Лучники, вперед! – велел Ростислав. – Стрелять наверняка, наши стрелы нам тут никто не принесет! Рысенок, щит не прижимай, твою мать!

Рысенок торопливо отодвинул от себя левую руку со щитом – чтобы острие не достало до тела, если вражеская стрела пробьет кожу и доски.