— Например, твоя рука, — Пенн обхватил мое запястье, скользнув по нему пальцами. — Твоя рука идеально подойдет.
Его глаза потемнели от желания.
— Я бы кончил от одной твоей руки.
Я постаралась унять дрожь, но ничего не могла поделать с пробежавшими по рукам мурашками. Его прикосновение было собственническим, но нежным. Сильным, но соблазняющим.
Сжав мои пальцы, Пенн наклонился ближе.
— Или, если не хочешь использовать эту часть своего тела, твой рот тоже отлично сгодится, — он облизнул нижнюю губу. — Вообще-то, я хочу и то, и другое.
— Никогда.
— Никогда? — улыбнулся он. — Не ври.
Пенн скользнул ладонью по моей руке и надавил мне на плечо, так что у меня начали подгибаться колени.
— Давай посмотрим, как быстро произойдет это «никогда», хорошо? — он нежно меня поцеловал. — Вчера вечером я трахал тебя пальцами, пока ты не кончила. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это мне отсосать.
Настоящее померкло, и я снова оказалась в переулке с насильниками, до нашей встречи с незнакомцем. До того, как он избил моих обидчиков. До того, как не дал им разрушить мою жизнь.
Почему Пенн оживлял во мне давно забытые воспоминания?
Почему пробуждал такие спорные инстинкты?
И почему эти инстинкты разрывались между верой и недоверием, не в состоянии разглядеть спрятанную в его лжи правду?
Вокруг снова появился мой кабинет. Переулок исчез. Пенн по-прежнему стоял рядом. Он сильнее надавил мне на плечо, заставляя меня подчиниться.
Тяжело дыша, я произнесла:
— Ты ждёшь, что я стану сосать твой член? Здесь? Сейчас? В моем кабинете?
Пенн кивнул.
— Именно, — он неожиданно схватил меня за волосы и, запрокинув мне голову, обрушился на мою шею своим ртом и зубами. — Здесь ты — царь и бог. Здесь ты главная. Меня чертовски возбуждает то, что ты, обладая наивысшей властью, все же подумываешь о том, чтобы встать на колени, чтобы меня обслужить.
Мне потребовалась вся моя сила воли, все возможные доводы, но мне все же удалось высвободиться из его цепкой хватки и настойчивых поцелуев.
— Очень жаль, придется тебе остаться необслуженным. Я не собираюсь этого делать.
— Чего ты боишься? — прищурился Пенн. — Ты же знаешь, что это игра. Правила тебе ясны.
— Мне вообще ничего не ясно.
— Правила — это секс. Взаимно приятный секс. Что бы ты там не думала, тебе нравится, когда тобой руководят, — он прижал меня к себе, вдыхая мои духи. — Дай мне две минуты. Две минуты на то, чтобы владеть тобою всецело и безраздельно, и, если тебе не понравится, я уйду.
У меня бешено заколотилось сердце.
— Две минуты?
Он прикусил губу и кивнул.
— Даю слово.
— Если ты его нарушишь, я одним ударом ноги сделаю из тебя евнуха.
Пенн усмехнулся и, отступив назад, развёл бедра.
— Есть вещи и похуже твоего колена у меня между ног, — сказал он, и его глаза стали темными, словно ночной кошмар. — Но сейчас, встань, мать твою, на колени.
Когда-то аналогичный приказ разорвал меня на части. Сама мысль о том, чтобы отсасывать в переулке незнакомым мужчинам, казалась абсурдной. Однако от этой команды у меня запылало в груди, а сердце превратилось в пыль.
Я не знала, что произошло с моим мозгом.
Не понимала, как ненависть могла стать таким сильным возбуждающим средством.
Но Пенн волшебным образом миновал генерального директора. Он говорил с какой-то примитивной частью меня.
Мне хотелось сказать ему, чтобы он ушел.
Хотелось доказать, что заслуживаю большего уважения.
И все же я опустилась у двери на колени.
Сейдж смотрела на меня так, будто в ее глазах я потеряла всякое человеческое достоинство.
Пенн вздрогнул, показавшись мне наполовину монстром, наполовину ангелом.
— Черт, меня пи*дец как заводит, когда ты подчиняешься, — его взгляд упал на мою грудь. — Теперь, раз ты играешь, мы устроим небольшое шоу «Покажи и расскажи».
Переулок.
Я снова вернулась туда.
Корчилась от боли, цепляясь за остатки самоуважения.
Я молчала, изо всех сил стараясь не отдать богу душу, в то время как мое сердце бешено рвалось сквозь ребра.
Прошлое и будущее были просто двумя измерениями, разделенными настоящим. Но я не жила ни в том, ни в другом. Я существовала в связующем их звене, каким-то образом позволившем событиям трехлетней давности влиять на мою сегодняшнюю жизнь.
Мне хотелось, чтобы в мой мир ворвался незнакомец и снова меня спас.
Пенн опустил руки на пояс и, отодвинув полы темно-синего блейзера, принялся медленно расстегивать кожаный ремень.
— Я покажу тебе, что ты со мной делаешь, Элль. Но взамен хочу посмотреть на тебя.
Я сглотнула.