Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве

Не то пять минут, не то семь минут, не то целую вечность – так и метался в четырех стенах, ухватив себя за горло и умоляя Бога не обижать меня. И до самого Карачарова, от Серпа и Молота до Карачарова, мой Бог не мог расслышать мою мольбу ‹…› И я страдал и молился.

В этой сцене повести смешаны мотивы казни, Гефсиманского сада и Воскресения.

Однако помимо ориентации на евангельский сюжет и литературные произведения, его обрабатывающие, в повести имеется и пласт отсылок к чисто литературным сюжетам и реалиям. Так, в контексте многих отсылок к «Фаусту» Гете, та же «чаша» ассоциируется с чашей, дающей Фаусту новую жизнь (именно такова функция чаши в повести). В повести имеется множество упоминаний Гете и «Фауста». На идею воскресения явно указывает замечание героя: «Фауст пьет и молодеет». Интересны случаи сплетения «Фауста» и Евангелия. Например, соседи по комнате говорят герою: «Ты каждый день это утверждаешь. Не словом, но делом». Противопоставление «слова» и «дела» отсылает к словам Фауста «В начале было дело», перефразирующим начало Евангелия от Иоанна. В рассказе героя, обращенном к контролеру Семенычу, эти две темы вновь оказываются рядом: «И скажет архангел Гавриил: „Богородице Дево, радуйся, благословенна ты между женами“. И доктор Фауст проговорит: „Вот мгновение! Продлись и постой“». Можно упомянуть и другие отсылки к «Фаусту»: размышления героя в ресторане Курского вокзала («А ты бы согласился, если бы тебе предложили такое: мы тебе, мол, принесем сейчас 800 граммов хереса, а за это мы у тебя над головой отцепим люстру и…») имитируют договор с Сатаной (плата за «чашу»); рецепты коктейлей, изобретенных героем, сопровождаются ссылкой на алхимию («„В мире компонентов нет эквивалентов“, как говорили старые алхимики»), еще более усиливающей связь героя с Фаустом; наконец, портрет одного из соседей героя по вагону – c черными усами и в берете может быть и намеком на Мефистофеля, и указанием на внешность Воланда (тема Фауста исходит не только из «Фауста» Гете, но и из трактовки этой темы в романе Булгакова «Мастер и Маргарита»).

Помимо «Фауста», тема «чаши», дарующей бессмертие, отсылает к чаше Грааля в «Лоэнгрине». Первые отсылки к «Лоэнгрину» и к «Фаусту» даны рядом в начале повести, когда герой, вспоминая в ресторане (в ожидании «чаши») репертуар Козловского, называет два отрывка – из арий Лоэнгрина и Фауста (опера Гуно): «О-о-о, чаша моих прэ-э-эдков» (вагнеровский «Лоэнгрин») и «О-о-о, для чего тобой я околдован…» («Фауст»). Имеется в повести и комическое снижение темы Лоэнгрина: рассказ дедушки о председателе колхоза по имени Лоэнгрин, катавшемся на моторной лодке: «Сядет в лодку и по речке плывет… плывет и чирья из себя выдавливает». Слушатели принимают этот рассказ за переделку фильма «Председатель», тогда как в действительности пересказывается опера «Лоэнгрин».

«Фауст» и «Лоэнгрин» включаются в широкий пласт ассоциаций, связанных с Германией, ее историей и культурой. Знаком немецкой темы служат несколько фраз, в которых скопирован немецкий синтаксис и которые сообщают этим местам повествования характер прямого перевода с немецкого: это название главы «К поезду через магазин» (ср. позднее «перевод» этой фразы: «Дурх ляйден – лихьт!»); отзыв «дам» о герое: «…говорит, что это не плохо он делает! Что это он делает хорошо!», следующий за другим знаком немецкой темы – кантианскими терминами «ноуменально» и «феноменально». Ср. также каламбурное перефразирование ругательств, «как в стихах у германских поэтов».

Немецкая тема имеет многообразные связи с евангельской темой. Так, в главе об икоте каламбурное переосмысление терминов Канта (икота «ан зихь» и «фюр зихь»), часто встречающееся в повести, начинает рассуждение, которое заканчивается доказательством бытия Бога: «Он непостижим уму, следовательно, он есть». Заметим также, что тема Канта в связи с шестым «доказательством» – еще одна отсылка к «Мастеру и Маргарите».

Однако рассыпанная в повести пародийно трактуемая философская терминология отсылает не только к Канту, но и к Марксу и Энгельсу: таким образом «советский» слой становится такой же составной частью немецкой темы, каким он является по отношению к евангельской теме («обнищание растет АБСОЛЮТНО! Вы Маркса читали! АБСОЛЮТНО»). Это слияние особенно наглядно проявляется в описании революции в Петушках. Ее начало – рассказ о четырнадцати тезисах, прибитых «к воротам елисейковского сельсовета», – отсылает, в частности, к тезисам Мартина Лютера и тем самым вызывает ассоциацию с Реформацией. Реформация, в свою очередь, вновь связывается ассоциативно и с «Фаустом», и с Евангелием.