А там, за Петушками, где сливаются небо и земля и волчица воет на звезды, – там совсем другое, но то же самое: там, в дымных и вшивых хоромах, неизвестный этой белесой, распускается мой младенец, самый пухлый и самый кроткий из всех младенцев. Он знает букву «ю» и за это ждет от меня орехов. Кому из вас в три года была знакома буква «ю»? Никому; вы и теперь-то ее толком не знаете. А вот он – знает и никакой за это награды не ждет, кроме стакана орехов.
Прелестные существа эти ангелы! Только почему это «бедный мальчик»? Он нисколько не бедный. Младенец, знающий букву «ю» как свои пять пальцев, младенец, любящий отца как самого себя – разве нуждается в жалости?
– Ты… Знаешь что, мальчик? Ты не умирай… Ты сам подумай (ведь ты уже рисуешь буквы, значит, можешь думать сам): очень глупо умереть, зная одну только букву «ю» и ничего больше не зная… Ты хоть сам понимаешь, что это глупо?..
– Да конфеты, конфеты «василек»… И орехов двести грамм, я младенцу обещал за то, что он букву хорошо знает… Но это чепуха… Вот только дождаться рассвета, я опять поеду… Правда, без денег, без гостинцев, но они и так примут, и ни слова не скажут… Даже наоборот.
Я не знал, что есть на свете такая боль, и скрючился от муки, густая, красная буква «Ю» распласталась у меня в глазах и задрожала. И с тех пор я не приходил в сознание, и никогда не приду.
Список версий, почему автор выбрал именно эту букву, довольно длинный и простирается от ясных до почти безумных. Наиболее часто предлагающийся ответ[1232] – это что у возлюбленной Ерофеева Юлии Руновой первая буква имени – «ю»[1233]. Такой ответ кажется оправданным, но недостаточным, потому что, хотя в жизни Ерофеева Юлия Рунова играла важную роль, в поэме она напрямую не упоминается, и подобное прямое перенесение биографического факта могло произойти только при стилистическом совпадении с иными свойствами элемента. С. Гайсер-Шнитман в качестве «ключа» предложила глагол «люблю», в котором буква «ю» встречается два раза[1234]. Но тогда возникает вопрос – а почему не «л»? Некоторые исследователи объясняют выбор буквы и позицией в алфавите:
«Ю» – почти последняя в алфавите (гордое «Я» не в счет); значит, это метонимия всего незаметного, маргинального – прозябающего на обочине мира[1235];
В апокалиптическом финале «Москвы – Петушков» снова возникает буква «ю» – не последняя осмысленная «я», но предпоследняя, неосмысленная: может быть, это значит, что для героя еще не наступил конец[1236].
Последняя гипотеза представляется вполне оправданной, но тоже недостаточной для того, чтобы объяснить ей выбор такого запоминающегося элемента текста.
Малоубедительной кажется версия, предложенная в статье В. И. Тюпы и Е. И. Ляховой «Эстетическая модальность прозаической поэмы Вен. Ерофеева», в которой авторы заявляют о скрывающейся за буквой «Ю» аббревиатуре имени Иисус (IC)[1237]: подобная интерпретация утяжеляет и без того плотный и наполненный новозаветными смыслами текст. В целом идея, что у Ерофеева за знаком скрывается что-то другое, совсем не похожее на этот знак, представляется слишком эзотерической – эта мысль уже была высказана в начале статьи в связи с коктейлями, которые ими же и остаются, но при этом за счет различных факторов обрастают дополнительными смыслами.