Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве

Ночь прошла в подъезде на сороковой ступеньке лестницы. Лестница в Библии – символ соединения неба и земли: «…вот лестница стоит на земле, а верх ее касается неба» (Быт. 28: 12). «По счету снизу сороковая» ступенька выбрана не случайно. Число сорок в иудейской, языческой и христианской религиях обладает мистическим значением, связанным со смертью: на сороковой день после смерти душа, отлетев от тела, окончательно покидает землю. Это число несколько раз появляется в «Москве – Петушках» в связи с темой смерти:

Кто-то мне говорил когда-то, что умереть очень просто: что для этого надо сорок раз подряд глубоко, глубоко, как только возможно, вздохнуть, и выдохнуть столько же, из глубины сердца, – и тогда ты испустишь душу (212).

У меня все полосами, все в жизни как-то полосами: то не пью неделю подряд, то пью потом сорок дней, потом опять четыре дня не пью… (141).

Четыре дня – время, проведенное в смерти Лазарем, и в этом контексте алкоголь – источник циклических «смертей» и «воскресений» Венички Ерофеева. В пробуждении на сороковой ступеньке – возможный намек на изначальное расщепление души и тела героя. Подтверждение – описание утреннего состояния, когда, опохмелившись кориандровой, Веничка сообщает, что его «…душа в высшей степени окрепла, а члены ослабели…» (123), – перифраз слов Христа в Гефсиманскую ночь: «…дух бодр, плоть же немощна» (Мф. 26: 41). Утреннее состояние героя выдает предчувствие конца: «горе… холод… непоправимость… истощение нервов… столбняк… лихорадка… смертная тоска». Евангельские слова в описании ночи Христа перед началом страстей Господних:

И взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать.

Тогда Иисус говорит им: душа Моя скорбит смертельно (Мф. 26: 37–38).

Герой «Москвы – Петушков» встречает свой рассвет на чужой лестнице, в подъезде: проходное место, порог чужого жилья, метафора бездомности и сиротства. Оно подтверждается многократным признанием героя: «я сирота» (128). Его ощущение прямо противоположно евангельскому, так как в Иисусе до последней минуты жило сознание Милости и участия Отца:

Или ты думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он пришлет Мне более, нежели двенадцать миллионов ангелов (Мф. 26: 54).

В Гефсиманскую ночь, молясь о спасении, Иисус обращался к Отцу:

И отошед немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! Если возможно, да минует меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты (Мф. 26: 39).

Веничка, напротив, жаждет «чаши» с «красненьким» и «холодненьким», устремляясь навстречу гибели. В ресторане, куда герой является с тщетной надеждой на утреннюю порцию алкоголя, образ «чаши» обыгран оперными ариями. Первая – вагнеровский «Лоэнгрин»: «О-о-о, чаша моих прэ-э-эдков… О-о-о, дай мне наглядеться на тебя при свете зве-о-о-озд ночных…» (127) – вводит в повествование мотив Грааля:

…А в храме том сосуд есть силы дивной,
Как высший неба дар он там храним, –
Его туда для душ блаженных, чистых
Давно принес крылатый серафим.
Из года в год слетает с неба голубь,
Чтоб новой силой чашу наделить:
Святой Грааль – источник чистой веры,
И в чаше искупленье он несет[1103].

Грааль, о котором поет «лебединый рыцарь», – сакраментальная чаша, на дне которой, согласно легенде, хранился крест с неусыхающей каплей крови Христа.