Для начала вернемся к тексту «Москвы – Петушков» (далее – МП). В «поэме» есть несколько мест как будто бы подтверждающих более раннюю дату. Это упоминание тридцатилетия Венички «минувшей осенью» и возраст его маленького сына – три года. Ерофеев отмечал тридцатилетие 24 октября 1968 года, а его сын родился 3 января 1966-го. Если допустить, что в этой части биографии героя и автора совпадают, то мы получаем как раз осень 1969 года – зимой писатель не мог назвать осень 1968 года «минувшей», а его сыну уже исполнилось четыре. Это означает, что дата «осень 1969» как минимум неслучайна, она согласуется со временем действия «поэмы», события которой, очевидно, разворачиваются осенью 1969 года. На это, кстати, указывает и еще одна деталь – соцобязательства, даваемые Веничкой и его коллегами-кабельщиками «по случаю предстоящего столетия». Речь, конечно, о юбилее Ленина, который страна готовилась праздновать в апреле 1970 года.
Теперь обратимся к рассказам друзей и знакомых писателя. Почти все они вспоминают, что читали МП уже в 1969 или даже 1968 году. Так, Ольга Седакова, присутствовавшая на праздновании тридцатилетия Ерофеева, говорит, что первые главы книги к тому времени уже были написаны, а тетрадь с начатой рукописью лежала на столе[1077]. О 1968 годе вспоминает и племянница писателя Елена Даутова[1078]. Римма Выговская, перепечатавшая беловую рукопись МП на машинке, рассказывает, что это было «поздней осенью 1969 года»[1079]. Андрей Петяев свидетельствует, как осенью 1969 года, приехав во Владимир, Ерофеев читал отрывки из МП[1080]. Это подтверждает и Борис Сорокин, добавляя, что чтение происходило во время следствия по «Горьковскому делу», по которому в качестве свидетелей проходили Сорокин и Петяев[1081]. О 1969 годе говорят переводчица Наталья Трауберг и сестра Ерофеева Тамара Гущина[1082]. Наконец, детальные воспоминания оставил Игорь Авдиев, утверждавший, что 23 ноября 1969 года МП была дописана до главы «Воиново – Усад»[1083].
Упомянем и о тех известных нам случаях, когда сам Ерофеев (вне текста МП) называет временем написания поэмы осень 1969 года. Первый раз в интервью Дафни Скиллен в июле 1982 года: «Вот как раз осенью шестьдесят девятого года [и написал], покуда ездил со своим вагончиком»[1084]. Второй раз в дневниковой записи, датируемой приблизительно концом 1982 – началом 1983 года и отмечающей вехи творческого пути писателя: «1‐е потрясение в 1956 г. ‹…› Еще следующее: 1968, беспрецедентный год. И следом, в 1969 г<оду> „М<осква> – Петушки“, ноябр<ь>»[1085].
Такой массив разнообразных свидетельств, казалось бы, определенно убеждает в «осенней» датировке МП: если суммировать, то получится, что первые подступы к поэме Ерофеев делал не позднее 1968 года, а к концу следующего 1969 года она уже была завершена и перепечатана Риммой Выговской. Однако сам Ерофеев в последние годы настаивал на другой дате. Еще в 1982 году в письме швейцарской исследовательнице Светлане Гайсер-Шнитман (Шнитман-МакМиллин) Ерофеев заявляет, что МП были написаны им в период с 18 января по 7 марта 1970 года[1086]. Почти такую же дату он называет в письме к Эржебет Вари (1989 год), переводчице МП на венгерский: «Точная дата: 19 янв<аря> – 6 марта 1970 г<ода>»[1087]. Сохранился также листок с записью второй половины 1980‐х годов, на котором Ерофеев, видимо, отвечая на чей-то вопрос о датировке, пишет, опять чуть изменяя конкретные даты: «Не осенью <19>69 г<ода> Я работал днем на кабел<ьных> р<аботах>, а вечером, в вагончике, на 2‐й полке, писал. Начал 18 января <19>70 г<ода>. Кончил 6 марта <19>70 г<ода>»[1088]. Наконец, в уже упомянутой «Краткой автобиографии», написанной в 1988 или 1989 году, писатель продолжает настаивать на той же дате, делая, однако, несколько загадочное добавление о «собственной манере письма» и таким образом как будто примиряя две датировки: «Осенью 1969 года добрался, наконец, до собственной манеры письма и зимой 1970 года нахрапом создал „Москва – Петушки“ (с 19 января до 6 марта 1970 года)»[1089].
Получается, что ясно ответить на такой, казалось бы, несложный вопрос – когда Ерофеев написал МП – оказывается не так просто, если вообще возможно. С одной стороны, есть воспоминания мемуаристов и авторская датировка в конце книги, с другой – авторские же поздние свидетельства, которые трудно объяснить лишь ошибкой памяти, ведь из раза в раз Ерофеев повторял приблизительно одни и те же даты с точностью до числа.
Решающим аргументом мог бы стать документ, ясно говорящий в пользу одной из версий, и, кажется, в этом году он нашелся. Занимаясь сбором материалов для нового издания биографии писателя[1090], один из авторов этой статьи обнаружил в домашнем архиве Владимира Муравьева ксерокопию записной книжки, которую Ерофеев заполнял в 1969–1970 годах и оригинал которой в настоящее время считается утерянным.