Эразмовская ирония была детально проанализирована Уолтером Кайзером. В книге «Восхваляющие глупость: Эразм, Рабле, Шекспир» (
Для читателя 1511 года сам факт, что хвала здесь смешна, был бы в высшей степени удивительным. Глупцы говорили и раньше; глупость превозносилась; но никогда еще глупец не превозносил глупость. Невероятная оригинальность Эразма в том, что Стультиция (Глупость) – и автор, и предмет своего энкомия, а Moriae – одновременно и объектный, и субъектный родительный падеж.
Следствие этой стратегии, утверждает Кайзер – «неразрешимая проблема постоянной неуверенности, сходная со знаменитым утверждением Святого Павла, сославшегося на критского стихотворца Эпаменида и его слова о том, что критяне всегда лжецы». Проблема становится особенно трудноразрешимой, когда Стультиция задумывается о своих собственных словах и отмечает: «То, что я сейчас скажу, с первого взгляда может показаться нелепым и бессмысленным, однако это – истинная правда»[971]. В «Похвале глупости», отметил К. Р. Томпсон, ирония «не только влияет на смысл. Тема и тональность сливаются – ирония
Впрочем, это замечание не следует воспринимать буквально: общий «смысл» речи Стультиции хорошо различим, даже если детали остаются двусмысленными. Предоставляя Стультиции полную свободу для самовосхваления и перечисления преимуществ, которые только она сама («глупость») может дать, Эразм обнаружил юмористический и оригинальный способ разработки павлианского парадокса христианской глупости («Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе», 1 Кор. 4: 10). С точки зрения Стультиции, жизнь человеческая – это «игра глупости», «некая комедия» в глазах Господа, «в которой люди, нацепив личины, играют каждый свою роль, пока хорег не уведет их с просцениума»[973]. Утверждая, что человеческая комедия движется не выдающимися особенностями и достижениями человека, но обстоятельствами «глупости» (смехом, весельем, сексуальным влечением, мудростью, пришедшей в результате опыта и ошибок), Эразм смог предположить, что человек оказывается ближе всего к Богу, когда отказывается от иллюзий, связанных со властью и знанием, и устремляется к непознаваемой силе (божественной глупости/мудрости), которой обязан существованием. Глупость, таким образом, становится тем же, чем «любовь» была для возрожденческих неоплатонистов –
Религиозная платформа тех издевательств, которым подвергаются в устах Стультиции претенциозность и эрудиция, становится совершенно очевидной в заключительной части ее речи, где она приводит многочисленные примеры из Нового Завета, демонстрирующие, что «христианская вера, по-видимому, сродни некоему виду глупости»[975]. Когда она наконец прощается с читателями, призывая их «живите, пейте», читатель понимает, что «глупость» (