— Неужели? — удивилась Орлова. — Надо же… Хотя, знаете, Константин, я видела последний раз их обоих еще до развода. Извините, что дезинформировала вас, но…
— Все нормально, — успокоил я ее. — Откуда вам было знать? Столько времени прошло…
— Да уж, — вздохнула Орлова. — Времени прошло порядочно. А Калягин умер, вы говорите? Надо же, он ведь был моложе Паши. Вероятно, тоже несчастный случай.
Она произнесла это словосочетание безо всякого подтекста, но я вздрогнул: тоже несчастный случай. Павел Леонов, Юра Леонов — тоже несчастный случай. Не много ли?
— А что этот мальчик, милиционер? — поинтересовалась Орлова. — Он как-то вам помог? Что-то рассказал?
— Кое-что, — ответил я, попутно припоминая слова Сереги о взломанном ящике в письменном столе Павла Леонова. — Скажите, Ольга Петровна, а что сейчас с той квартирой, где жил ваш муж?
— Ну, это была приватизированная квартира, Павел завещал ее Юрику, но поскольку Юры уже нет, квартира переходит мне.
— Я имел в виду: там кто-то сейчас живет?
— Ах, это… — Орлова задумалась. — Сначала там возились милиционеры, а потом… — Кажется, они ее опечатали. Я не в курсе, но я могу перезвонить своему юристу, он-то все знает.
— Не стоит беспокойства, — любезно сказал я:
— Я просто так спросил, меня эта квартира совершенно не интересует… Я соврал.
Так получилось, что мы одновременно подъехали к «Комете» — Гарик на своем «жигуленке» и я на «Шевроле».
— У тебя шею продуло? — поинтересовался я. — Что ты так скрючился?
«Шевроле» никогда не видел? Или меня не видел?
— И «Шевроле» я видел, — произнес Гарик, продолжая пристально рассматривать мое новое транспортное средство. — И тебя видел. Но по отдельности. А вот что вы можете вместе мирно сосуществовать — такое мне даже и не снилось.
— Уровень жизни россиян растет, — сообщил я. — А у некоторых россиян он растет со страшной силой.
— Понял, — Гарик кое-как выпрямился. — Ты случайно не будешь сейчас вытаскивать из багажника фотомодель с ногами от подмышек, двоих телохранителей и чемодан долларов на мелкие расходы?
— В следующий раз, — пообещал я. И мы вошли в «Комету». Гарик каждые пять минут тревожно спрашивал, не боюсь ли я оставлять «Шевроле» на улице и не лучше ли будет втащить машину внутрь ресторана. Я тщательно пережевывал куриное мясо и улыбался.
— Один серьезный вопрос, — сказал Гарик, когда дело дошло до кофе с коньяком. — Это не подарок Гиви Хромого?
— Нет, — с сожалением ответил я.
— Продолжаем разговор, — кивнул Гарик. — Значит, Хромой поделился с тобой только информацией?
— Сначала он меня обыскал. Думал, что я приперся с диктофоном.
— Нашел?
— Нет.
— Молодец, хорошо спрятал.
— Я был без диктофона, — сказал: я. Гарик печально посмотрел на меня и залпом выпил чашку кофе. Я продолжил:
— Сам Гиви мне ничего практически не сказал. Он стал говорить, что никакого Филина не знает…
— Все-таки Филин, — довольно улыбнулся Гарик. — Мне не послышалось.
… и в глаза никогда не видел, и никаких поручений не давал, но Хромой свел меня с одним типом по кличке Борода…
… — Знаю такого, — кивнул Гарик.
… а тот мне и раскрыл глазки на Филина.
— А я-то думаю: что у Кости с глазами? Ну, теперь подробнее, — попросил Гарик.
Я выполнил его просьбу и пересказал всю беседу с Бородой, стараясь не упускать ни одной детали.
Гарик размеренно кивал головой, и в какой-то момент мне показалось, что он вот-вот уснет. Именно что показалось. Когда я закончил, Гарик прищурился, посмотрел в дальний конец зала и значительно произнес:
— Вот это я называю появлением перспективы. Теперь мы выцепим Филина, и я сниму с него скальп.
— В прошлый раз ты хотел всего лишь выбить ему передние зубы, — напомнил я.
— Запросы россиян постоянно растут, — ответил Гарик.
— Мне это напоминает дележ шкуры неубитого медведя.
— Мне тоже, — согласился Гарик. — Не знаю, как ты, я сейчас немедленно поеду домой. Готовить план оперативных мероприятий. Завтра с утра — к шефу, он утвердит, и закрутится колесо…
Я не сказал Гарику, какие у меня планы на поздний вечер и ночь. Я промолчал. Иначе мне пришлось бы соврать, а я не могу врать на каждом шагу.
Не то чтобы физически не могу, просто надоедает.
В половине девятого я испытал легкое чувство обиды:
— приемщик на платной стоянке остался совершенно равнодушен к моему «Шевроле», не выказав не то что восторга, но и даже какого-то очевидного уважения к владельцу столь достойной машины. Меня проигнорировали. И будь у меня более тонкая душевная организация, я бы мог взорваться от расстроенных чувств, попутно кого-нибудь пристрелив. То ли приемщика, то ли самого себя. Нет, скорее всего приемщика.
Но моя обида была именно легкой. А моя кожа — толще слоновой. Такими комариными укусами меня не достать. А иначе нельзя. С тонкой душевной структурой тебя сожрут в три секунды. По крайней мере, в Городе это так.
Может быть, в других местах ранимые души находятся в большей безопасности.