Михалыч нахмурился и перечитал последнюю фразу. Ему показалось, что он раньше слышал это выражение. Но где? При каких обстоятельствах?
Ещё один глоток горячего мёда подогрел сомнения Михалыча до предела.
– «Недостойный владелец», – повторил он, бросил на стол Зубовскую банкноту и пошел к выходу.
– Эй, молодняк! – крикнул Михалыч единорогу и обезьяне, и те недоуменно воззрились на него. – Через пару лет вы разведётесь и будете друг друга ненавидеть. Не благодарите!
Он вышел и, щурясь от солнца, направился к телефонной будке у светофора. Там медведь отыскал в адресной книге редакцию «Плюшедарского телеграфа». Пару бесед и монет спустя его соединили с автором заметки о Софи.
– «Недостойный владелец»? – повторил журналист, громко жуя что-то. – Вы что, на необитаемом острове живете? Робинзон, хо-хо?
– В офисе.
– И как там?
– Стены. Крыша.
В трубке помолчали, пожевали. У Михалыча заурчало в животе.
– Это относительно новый термин, – сказал журналист. – Появился после судебного процесса братьев Коробко. Слышали?
– Слышал, кого-то посадили. Кажется?..
– Не совсем. Суть в том… суд принял решение… – журналист помычал, собираясь с мыслями, – если имеется имущественный спор, он решается не в пользу нарушившего закон.
– В самом деле?
– Честное слово. Будешь лапочкой – будешь на коне. Теперь весь город это знает. И я это знаю. И вы это знаете. Пользуйтесь с моим благословением.
– Может, вы знаете и что именно делят Зубов с Беловой?
– Угадайте с трёх раз.
– Сейчас-сейчас. Я так обожаю загадки.
– Да бросьте, хо-хо! Ну это же легче легкого.
Михалыч задумался и посмотрел из телефонной будки на соседнюю ночлежку.
– Квартира?.. Дом?..
– В яблочко.
– В «генеральских» дачах?
– Да вы схватываете на лету, хо-хо! Куплен в общую собственность с Беловой, когда они жили вместе. Ещё загадку хотите?
– Ну?
– Кто заплатил большую часть суммы?
Михалыч почесал лапой затылок и тяжело вздохнул.
– Ага, – согласился журналист и смачно отхлебнул чего-то. – На ее месте я бы тоже задал этой семейке.
***
Когда в четыре утра Михалыч приехал к Подкове, вход сторожила милицейская «Победа». Выла метель, кружились снежные вихри. В салоне «Победы» дремал двухцветный (зелено-фиолетовый) осьминог, обняв руль всеми восемью плюшевыми щупальцами.
– Долго вы ее так будете ловить, – сказал Михалыч осьминогу. Тот помычал в ответ, не просыпаясь, и пустил слюнку. Медведь не стал продолжать увлекательный разговор и похрустел по сугробам к двустворчатым дверям «Подковы».
Внутри здания оказалось темно и засасывающе тихо. Михалыч мягко, едва касаясь старого ковра, прошёл мимо храпящего консьержа к лестнице и направился наверх.
Это было ошибкой.
Поскольку лестницы строил Высокий народ, на каждую ступеньку приходилось карабкаться, как на гору. К третьему этажу сбилось дыхание, к пятому – плюшевое сердце едва не выпрыгивало из груди. К четырнадцатому у Михалыча сводило нижние лапы. Минут пять медведь приходил в себя после подъема и лишь потом двинулся к квартире Софи.
На стук никто не отозвался.
Михалыч встал на цыпочки, осмотрел замок и вытащил связку ключей-отмычек.
– Первый поросёнок пошёл в бар, второй поросёнок остался дома. Третий поросёнок в покер играл. Четвёртый сторожил второго…
Запор щёлкнул, и дверь с легким скрипом отворилась в темноту квартиры.
Михалыч убрал связку в карман и включил фонарик. Круг света лизнул стол, задёрнутую штору, пробежал по кровати. Нижние лапы потянули медведя вперёд, за порог. Ноздрей коснулся застоялый запах табака и чего-то милого, сладкого, кошачьего.