Вельтаншаунг. Уровень второй

Нужно обесточить этого монстра. Но как?

Мысли исчезли. Остался страх и рефлексы.

Я не могу сдвинуться с места, но способен присесть и руки тоже сохранили подвижность.

Псы уже летят с обеих сторон, чтобы своими ковшами впиться в меня, перебить мне кости.

Вот оно!

Ощутив, как кровь хлынула к голове, грозя разорвать мозг; я резко присел и, сжимая в левом кулаке автомат, развел руки в стороны, стараясь коснуться роботов.

Есть! Двойная голубая вспышка с двух сторон, запах озона – и меня катапультировало с головы пса, на которого я так неудачно приземлился.

Я отлетел в сторону, ударился плечом, но оружия не выпустил. Хотя перед глазами висела кровавая пелена, но сознание я не потерял. Я даже рефлекторно сдавил крючок автомата и ощущал, как он содрогается в моей руке, точно змея, бьющаяся в агонии. Я слышал, как шмайссер плюется пулями, заходится в истерике.

Патроны кончились. Секунда. Другая…

Кровавая пелена перед глазами истончилась, и я увидел роботов, валяющихся предо мной, сучащих своими механическими лапами, искрящихся разорванной проводкой. Какое счастье, что эти псы – не настоящие.

Я неожиданно поймал себя на кощунственной мысли, что убивать нацистов гораздо легче, чем зверей.

Нет, думать нельзя! Не здесь, не сейчас.

Я отер лицо и заметил кровь на ладони. Это лопнула сухая корочка поджившей рассеченной брови. Я чертыхнулся. Открытая рана, даже если она такая пустяковая – это очень плохо.

Здесь всюду микробы и вирусы, которых специально выводят вместо головастиков. А еще запах крови притянет всех подземных «акул». Нацисты, может быть, и не сбегутся, но вот всякие Франкенштейны, Дракулы и все порождения больного ума и генной инженерии – они слетятся, точно мотыльки на свет костра в ночи.

Да здесь постоянно нужен спирт и бинты!

Но предпринять я ничего не успел, потому что музыка, льющаяся прямо из стен, изменилась. В ее рисунок вплелись тамтамы. И от этого стало не просто страшно, а невыносимо!

Немцы отлично знают симфонии ужаса!

Я поднялся на ноги, перезарядил автомат.

Музыка набирала ритм, частоту и даже громкость. Меня не просто предупреждали о появлении нового чудовища, на этот раз, те, кто подсматривал за мной, не хотели лишаться своего стражника, они пытались заставить меня спасаться бегством, я это ощущал физически. У меня по спине бегали мурашки размером с майского жука – не меньше!

Я стоял, прислонившись спиной к стене, и ждал нового монстра. Бежать вперед, надеясь перескочить через противника или выстрелить первым, я не мог. Удар током основательно подорвал мои силы, лодыжка болела – видимо, все-таки, подвернул. А здесь у меня был маленький, но – шанс.

Ноты взлетели в заоблачную высоту, образуя крик отчаяния, и в тот же миг я увидел его – моего нового врага.

Боги, боги мои! Как прекрасна жизнь там, за пределами подземелий, замка и даже мифической Германии! Да, именно так: волшебно сказочной и чудовищно страшной страны, которую выдумали братья Гримм.

Да, наверное, так все и было! Сначала немцы с любовью собирали свои ужасы в книги сказок, потом начали претворять все это безумие в реальную жизнь.

Меня поймет тот, кто хоть раз, пусть в ночных кошмарах, но видел гигантского паука, возвышающегося как танк, нет, как мамонт, взирающего кровавыми глазами, перебирающего своими жуткими не то желваками, не то присосками.

Возможно, такие твари живут в непроходимых чащах Амазонки, соседствуя с крокодилами и пернатыми летающими змеями, но увидеть эдакую тварь не в лесу, а в тайном бункере – это совсем другое!

Я так долго и старательно убегал от кошмаров, от созданий генной инженерии, от чудовищных поделок проклятого доктора, что позабыл о таких вот «сюрпризах».

Наверное, неуловимый Хирт – гений. Возможно, он связал уравнения Максвелла с теорией относительности, вывел единую, непротиворечивую формулу бытия, соединяя фундаментальную физику и квантовую механику, рассматривая любое тело как движение, звук, временное частотное колебание.

Допускаю, что, если убить именно этого сумасшедшего ученого, мир непременно откатится обратно, в средневековье. Но все же: ТО, что вышло мне навстречу, ЭТО – должно умереть!

Я попытался выстрелить, но осознал, что тело мне больше не подвластно. Я вовсе не растерялся, а оцепенел. Почувствовав, что не могу шевелиться, я осознал, что кровосос владеет гипнозом: зачаровывает взглядом. Или, все-таки, это было воздействие летящей из стен музыки?

Теперь ясно, чего так боялись нацисты, зачем им тайный проход, который открыть может лишь человек.

Бум!!! – музыка взлетела на такую шумовую высоту, что я почувствовал, как носом и ушами пошла кровь. Они что, стремятся оглушить жертву?

И вдруг я осознал, что ничего не слышу. Музыка или стихла, или это лопнули мои барабанные перепонки. Зато я ощутил свои руки и ноги.

Если бы со мной играли – это было бы логично. Зрелище в том и состоит, чтобы гладиатор цеплялся за свою жизнь, сражаясь на арене с превосходящим по всем параметрам противником.