Читаем Великий врачеватель полностью

Я сам узнал. Если обдумать то, что пишут мудрые книги, сопоставить события жизни, обязательно поймешь это. Ведь созвездия расположены одинаково для всех людей, однако в одной деревне — урожай, а в другой —засуха.

Ты и это понял сам? — удивился старик. — Что же мне теперь делать, старому человеку? Я буду снова скитаться и нищенствовать! Ты понимаешь, что ты наделал?

Разве я обидел тебя?

Лучше бы обидел... Где я найду такой хороший дом? Где я найду другого такого способного ученика!

Разве мы тебя прогоняем?

Я сам, сам должен уйти из вашего дома. Я не могу даром есть вкусный ваш плов, носить красивый халат. Я, бедный старик, всю жизнь думал о законах мира, скитался в пустынях, голодал в городах, изучал движение небесных светил и под конец жизни дознался, открыл то, что ты сказал мне минуту назад. Страш

но так думать, но мне кажется, что расположение небесных тел действительно мало влияет на судьбу человека. Но ты никому, кроме меня, не сказал об этом?

Нет.

И ответь, хотя недостойно учителя спрашивать так, я давно хотел узнать, зачем тебе все эти знания, зачем ты не спишь по ночам, сидя над книгами? Или у твоего отца мало денег? Или у вас плохой дом? Неужели ты не понимаешь, что знания не дают счастья? Ты будешь в постоянных муках, всегда терзать самого себя — вот что тебя ждет. Неужели ты еще этого не понял?

Но я не могу иначе, — ответил Хусайн.

А старик внезапно подумал: «Он совсем не мальчик, нет, он только кажется мальчиком. Может быть, он взрослей меня».

Я не могу прожить часа, не узнав хоть немного нового, — продолжал Хусайн. — Я должен постоянно узнавать новое о мире, иначе я просто не могу жить.

У тебя будет тяжкая судьба. Но когда-нибудь, через тысячу лет, говоря о тебе, люди вспомнят и мое имя — Натили. Я ведь все-таки учил тебя, хоть немного.

Вечером отец ходил по дому мрачный. Должны были прийти гости, но не пришли. Певцы из Мемфиса тоже не пришли. Они тихо собрались и уехали.

Ну что они делают, наш эмир и везир?! — повторял отец. — Народ недоволен, на город надвигаются враги, а они вводят новые налоги. Ситора, ты знаешь, если я умру, то часть нашего имущества перейдет в казну. Вместо того чтобы помочь семье покойного, они еще сдирают с нее налог! Так решил сегодня наш властитель. И он надеется, что народ выступит в его защиту. А я, несчастный, должен исполнять его волю. Если

завтра умрет мой друг, с какими глазами я приду к его семье забирать имущество!

Если это воля самого эмира, ты должен смириться.

Я-то смирюсь. А что делать крестьянам, с которых я срочно должен собрать налог за будущий урожай? Ты понимаешь, за будущий! А потом казна эмира вновь опустеет, за какой год он будет собирать налоги? Может быть, в счет жизни нашего Хусайна!

А ты не торопись, — сказала мать, — ты не спеши.

Надо спешить. Я должен внести налоги через неделю в казну.

На базаре передают страшные новости. Военачальник Фаик потерпел поражение под Самаркандом. Бугра-хан победил наше войско и идет прямо на Бухару. Говорят, что эмир со своей свитой собирается покинуть город. Я думаю, детей лучше не выпускать на улицу.

Да, лучше их держать дома.

Если эмир уедет, в чью казну ты соберешь налоги? Не дай аллах этому произойти, но если город захватят воины Бугра-хана, то налог станет их добычей. Ты подожди дня три-четыре. А там все станет ясно.

Ясно стало назавтра.

Рано утром, когда солнце еще не вышло на небо и купола минаретов не отражали его лучей, послышался лошадиный топот.

Рано утром воздух всегда прозрачный. Днем солнце сушит пыль, поднимает ее. Ночью пыль ложится на землю, на крыши, на листья.

Жители, испуганные ранним лошадиным топотом, выглядывали из дверей.

На могучих конях мчались сытые всадники — гулямы, личная охрана эмира. Погонщики гнали навьюченных верблюдов — личное имущество эмира. Окруженные толстыми евнухами, верхом на мулах ехали красавицы под черными покрывалами — гарем эмира. Снова гулямы. Затем сам эмир. И опять вооруженные всадники.

Стало совсем тихо. Только птицы да редкие крики ослов. Да пыль, которая медленно оседала на улицах города. А люди, поднявшиеся на стены, видели, как от горизонта с востока, закрывая солнце, надвигалась другая туча пыли. Сначала она была похожа именно на тучу. Некоторые чуткие люди ложились на землю, ухом к камню, и слышали уже громовой топот конницы Бугра- хана.

Стены города никто не охранял, ворота были открыты. Если сам властитель сбежал из города, то разумнее не сопротивляться диким всадникам.

Некоторые еще надеялись, что приближающаяся туча обойдет их, как иногда обходят город небесные грозовые тучи.

Но предусмотрительные уже крепче запирали ворота и двери. Улицы стали пустыми, только сор катился по земле да птицы смело прыгали посреди мостовой.

Гул и топот все приближались. И вот он уже на улицах! Тысячи всадников мчатся по улицам, сбивая все встречное: несчастного человека, осла, груз.

Бугра-хан въехал во дворец эмира. Дворец ему понравился, и он решил здесь остановиться, среди садов и бассейнов — хаузов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза