Мы говорим: дом и дворец. Мы знаем, что каждый дворец — это дом, но не каждый дом — дворец. Значит, понятие «дом» — это род, а понятие «дворец» — это вид. То есть более широкое понятие является родом по отношению к менее широкому.
Как? Как все это ты сразу понял? — удивился Натили. — Неужели это я тебе так хорошо объяснил?
Это нетрудно. Животное и верблюд. Животное — род, верблюд — вид. А еще... — Хусайн засмеялся. — Человек и дурак. Человек — род, дурак — вид.
А если верблюд и верблюжонок? — Натили хитро прищурился. — Или, например, дворец и дворец эмира.
Тогда верблюд и дворец — это род, а верблюжонок и дворец эмира вид.
Что же нам с тобой теперь делать? — удивился Натили. — Я думал, что у нас на это уйдет неделя. Ну хорошо, будем учиться дальше.
Они изучили объяснение определения и описания; объяснение того, что такое суждение, объяснение отношения противоречия суждений и двигались все дальше. И уже Натили не пытался объяснять своему ученику. Он только читал ему определения. А ученик мгновенно постигал смысл этих определений и сам объяснял учителю. При этом Хусайн объяснял так понятно, доходил до таких тонкостей, о которых у учителя не было даже представления.
После третьей молитвы пришел отец.
Ты доволен прилежанием моего сына?
Натили стоял, забыв все слова... Он даже заплакал от волнения.
Я недостоин учить твоего сына, — сказал он, оправившись. — Самый лучший учитель в мире мог бы лишь мечтать о таком ученике. Отец такого сына... — Тут старик снова сбился.
Я понимаю тебя, — отец улыбнулся, — и я рад, что мой сын тебе понравился. Сейчас мы будем обедать, а потом, Хусайн, ты подсчитаешь кое-какие счета, которые я принес из дивана.
Нет, нет, — неожиданно для себя вмешался Натили. — Разум ребенка надо беречь, не загружать его посторонним делом. Ничего не должно занимать его, кроме наук. Прости, что я вмешиваюсь, но лучше я сам подсчитаю эти счета. Я ведь тоже немного владею индийским счетом.
Видишь ли, дело в том, — Абдаллах замялся, — дело в том, что нам с тобой не под силу это сосчитать за один вечер, а Хусайн сделает в пять минут и без бумаги, просто в уме. Это для него забава, игра.
Весь обед старик молчал, благоговейно поглядывая на своего ученика.
Когда-то в Афшане у маленького Хусайна был со
сед — маленький Умар, тот самый, который любил кричать «дай, дай, дай!».
Теперь родители Умара неожиданно получили наследство. Разбогатев, они переехали в Бухару и снова стали соседями Хусайна. Умару было одиннадцать лет. Его собирались отдать учеником поварского искусства. Брат матери Умара служил пловщиком при самом эмире.
Хусайн и Умар часто гуляли вместе.
Однажды они шли по улице.
Вот бы так идти, идти и вдруг деньги найти, — сказал Умар.
И в то же мгновение на этом месте они нашли деньги.
Кожаный мешочек с деньгами лежал в пыли на улице, и его никто не видел. Улица была пуста. Лишь издалека медленно приближался старик на ослике.
Поровну! Деньги поровну! — обрадовался Умар. Он отбежал за поворот, сел у края за пыльный камень, осторожно высыпал деньги, мешочек бросил за камень и стал делить.
Что можно было сделать на десять дирхемов?
Купить сладостей и наесться ими так, что станет во рту горько.
Или купить забавные меховые игрушки, которые привезли из Хорезма, а в Хорезм привезли из далеких холодных стран.
Или дать деньги нескольким заклинателям змей. Заклинатели заиграли бы на свирелях, каждый свою песню, и все змеи сразу затанцевали бы, каждая свой танец, и получился бы ужасный змеиный хоровод.
Наконец, можно было даже купить осла, конечно, не очень молодого, не очень сильного, не очень зрячего и, может быть, даже глухого.
Вот сколько денег лежало в кожаном мешочке на одной улице.
— Я люблю сладкий орех, — сказал Умар и пошел покупать свой сладкий орех. — Если я принесу деньги домой, у меня их заберут.
Хусайн пошел за ним.
Ты тоже покупай, а то, если ты будешь стоять рядом, а я буду есть, мне придется делиться. А это нечестно, денег у нас поровну.
Но Хусайн уже завидел торговца книгами.
Торговец прятался в тени, и все-таки чалма его была мокрой. На лбу торговца выступали тяжелые капли пота. Сам он был человеком не слишком грамотным, но всю жизнь он любил книги. Жил около книг, спал рядом с ними. И любил он людей, которые любили книги. А поэтому любил Хусайна. Торговец даже позволял ему рыться в них, в книгах для продажи, хотя знал, что у мальчика нет своих денег.
Но сегодня деньги были. Мало того, у торговца была редкая книга, о которой Хусайн давно мечтал. И стоила она как раз пять дирхем.
Я с тобой больше не буду находить деньги, — ворчал Умар, идя рядом с Хусайном, потому что Хусайн на все свои деньги купил только книгу.
Хусайн не отвечал. Он не смотрел под ноги. Он сразу стал читать.
Сейчас ты наткнешься на верблюда и верблюд укусит тебя за ухо, — сказал Умар.
Хусайн не отвечал.
На, угощайся моим орехом, так и быть, я добрый. — Умар прочитал название: — «Толкование к геометрии Эвклида». Купил бы хоть новую, с картинками, про Синдбада, а то собираешь старье.
До вечера Хусайн читал свою книгу.
Умар успел съесть все орехи.
Хусайн читал.