Великий Краббен

К счастью, под нами был океан – из вертолета человека не выведешь. Да и знал я, чем кончаются угрозы Сказкина. На моих глазах он как-то вывел из южно-курильского кафе худенького старпома с «Дианы». Сказал, что на пару слов, а сам не являлся в кафе неделю.

«Потеряли! – с отчаянием думал я. – Не успели найти, и уже потеряли! Чем я докажу, что мы в самом деле видели пресловутого Морского Змея? Бреднями о пропавших собаках, о несчастной корове Мальцева, о каком-то корейце из Находки?..»

Ухмыльнувшись, Сказкин ткнул меня локтем.

– Слышь, начальник! Вот почему так? Придешь, скажем, к Агафону, а он рыбу чистит. И лежит среди пучеглазых окуней такая тварюшка – хвост как щипцы, голова плоская, и вся в тройной колючке. Вот не бывает таких рыб, все знают, что не бывает, а она лежит! Спросишь: где поймал? Да сама, говорит, поймалась. Здесь же, у бережка! Прикрикнешь на Агафона, не гони, дескать, тюльку! – а он ведет свое: вот точно, у бережка. Никогда, мол, про рыб не врал! И чувствую я, начальник, правду говорит Агафон, а все равно не верю. Такое – и вдруг у бережка!

– Рыбка-то была?

– Да неважно, начальник. Другое важно. Вот забежишь в кафе вечерком, поддашь немножко, и не хочешь, а брякнешь: «Эй, организмы, рыбу вчера поймал! На хвосте уши, на глазах козырьки, а под животом парус!» Все повернутся, и кто-нибудь обязательно фыркнет: «Тоже мне! Мы такую под островом Мальтуса кошельком брали!» Почему так, начальник?

Я вздохнул.

И вдруг увидел: Сказкин устал.

Под его хитрыми глазами лежали тени.

«А ведь вернулся в кальдеру, – с неожиданной нежностью подумал я. – Боялся, а вернулся. Меня не бросил…»

Горизонт, белесый, выцветший, отсвечивал, как дюралевая плоскость. Прозрачная под вертолетом вода вдали мутнела, сгущалась. Тут не то что Краббена не заметишь, тут Атлантиду не увидишь со всеми ее храмами!

Пилот подтвердил:

– Вам привиделось, наверное.

И кивнул:

– Хватит переживать. Вам Агафон передал сверток.

Ах, Агафон… Ах, сирота…

«Ладно, – сказал я себе, разжевывая тугого, присланного Агафоном жареного кальмара. – Теперь ничего не поделаешь, напугал вертолет Краббена. Но прецедент создан. Рано или поздно Краббен снова объявится. Не может не объявиться, если даже корейцы в Находке колют на спинах клиентов изображения Краббена. Непременно объявится! Вот тогда и можно будет истолковать факты…»

«И истолкуют! – заверил я себя. – Еще как истолкуют!..»

Очень живо я представил себе Ученый совет нашего института.

Я, младший научный сотрудник Тимофей Лужин, делаю сообщение

Пропавшие собаки, несчастная корова сироты Агафона Мальцева, разорванный сивуч, наколка на спине Серпа Ивановича…

В общем, есть о чем поговорить.

Итак, сообщение сделано.

Слова произнесены.

Эффект, разумеется, ошеломляющий.

Кто первый решится прервать молчание?

Кто, кто!

Понятно, кто!

Мой старый приятель Олег Бичевский!

«Понятно… – скажет Бичевский и подозрительно поведет носом. – Что-то такое я уже слышал. Даже в журналах популярных читал…»

И переведет взгляд на нашего общего шефа доктора Хлудова:

«Павел Владимирович! Может, все же поговорим о снаряжении? Я давал заявку на новые сапоги, а мне подсовывают б/у, будто я только на обноски и наработал!»

«Правда, Тимка, – вмешается хам Гусев. – На мне несписанные палатки висят, я с отчетом запурхался, а ты тут со своим Краббеном!»

Но хуже всех выступит Рита Пяткина.

Рита – палеонтолог. Все древнее – это по ее части. И человек Рита воспитанный. Она не усмехнется, как Гусев, и не прищурится, как Бичевский. Это Олегу Бичевскому все равно, о чем говорить – о яблоке Евы или о яблоке Ньютона. А у Риты свои понятия.

«Тимофей Иванович, – вежливо заметит Рита. – Вот вы говорите – записи. А кроме собственноручных записей у вас еще что-нибудь есть? Ну, рисунки там, фотографии?»

«Рисунки есть, но плохонькие, а камеру я с собой не брал. Мы ведь думали: к пяти вернемся».

«Ну, хорошо. А свидетели происшествия? Кто-то еще был с вами в кальдере?»

«Конечно. Полевой рабочий Сказкин».

«А-а-а! – нагло хохотнет Гусев. – Сказкин! Богодул с техническим именем! Он, Тимка, все еще пьет?»

«Тимофей Николаевич, – вежливо оборвет Гусева Рита. – Вы мне вот что скажите. Вы ведь этого Краббена видели в упор, чуть ли не в метре от себя. Вы даже, говорите, заглянули ему в пасть. Вот скажите мне, как палеонтологу… – Тут уж, конечно, все, от Гусева до Хлудова, затаят дыхание. – Вот скажите мне, эта пасть Краббена, в которую вам удалось заглянуть… Как бы вы ее охарактеризовали?.. Сильно у Краббена видоизменено нёбо?.. Заметили вы птеригоиды над базисфеноидом?.. Достаточно ли хорошо развиты у вашего Краббена склеротические пластинки?..»

Первым, конечно, не выдержит хам Гусев.

«Какие, к черту, птеригоиды! Я с отчетом запурхался. Давайте обсудим текущие дела! Сколько можно?»

Над домиком Агафона как всегда курился дымок. Еще с воздуха мы увидели и самого Мальцева – островной сирота недовольно ковылял к посадочной площадке.

– Слышь, начальник! – обрадовался вдруг Сказкин. – Если честно, Краббену повезло больше всех.

– Может быть.