Великий карбункул

газ, так как со дна бокалов беспрестанно поднимались мелкие пузырьки и

лопались на поверхности, рассыпая серебристые брызги. От напитка исходил

приятный аромат, суливший бодрящее и освежающее действие, и гости, ничуть не

веря в возможность омоложения, тем не менее готовы были тотчас осушить

бокалы. Однако доктор Хейдеггер просил их повременить.

- Прежде чем пить, уважаемые друзья, - сказал он, - было бы хорошо, если б каждый из вас вывел из опыта прожитой жизни кое-какие общие правила, которыми он мог бы руководствоваться, подвергаясь вторично всем искушениям

молодости. Ведь просто срам и стыд, если вы не сумеете воспользоваться

своеобразными преимуществами своего положения и стать образцом добродетели и

благоразумия для всех молодых людей нашего века.

Четверо почтенных друзей доктора в ответ только засмеялись слабым

дребезжащим смешком - до того нелепой показалась им мысль, что теперь, зная, как горько раскаяние, идущее по пятам за грехом, они могли бы вновь

поддаться соблазну.

- Так пейте же, - с поклоном сказал доктор. - Я счастлив, что столь

удачно выбрал участников своего опыта.

Трясущимися руками все четверо поднесли бокалы к губам. Если напиток

действительно обладал теми свойствами, которые ему приписывал доктор

Хейдеггер, трудно было найти четырех человеческих существ, которые более

остро нуждались бы в его живительном воздействии. Казалось, они никогда не

знали молодости и ее наслаждений и, явившись плодом старческого слабоумия

природы, всегда были теми седыми, хилыми, немощными и жалкими созданиями, которые, сгорбившись, сидели теперь вокруг стола доктора, настолько дряхлые

телом и духом, что даже перспектива вновь обрести юность была бессильна

вдохнуть в них жизнь. Они выпили и поставили бокалы на стол.

И сразу же что-то изменилось к лучшему в облике всех четверых, как

бывает после бокала доброго вина, - да к тому же веселый солнечный луч в это

мгновение озарил их лица. Здоровый румянец проступил сквозь пепельную

бледность щек, придававшую гостям доктора сходство с мертвецами. Они

взглянули друг на друга, и им почудилось, будто какая-то волшебная сила в

самом деле принялась стирать глубокие и зловещие знаки, давно уже

начертанные временем на их челе. Вдова Уичерли поправила свой чепец, так как

в ней снова проснулась женщина.

- Дайте нам еще этого чудесного напитка! - взволнованно закричали они.

- Мы помолодели, но мы все-таки слишком стары! Скорее дайте нам еще!

- Терпение, терпение! - остановил их доктор Хейдеггер, с философской

невозмутимостью наблюдавший за ходом опыта. - Вы старились в течение многих

лет, а помолодеть хотите меньше чем в полчаса! Но, впрочем, вода к вашим

услугам.

Он снова наполнил бокалы эликсиром юности, которого еще довольно

оставалось в чаше, чтобы половину стариков города сделать ровесниками

собственных внучат. Только что заискрились у краев пузырьки, как гости

доктора уже схватили бокалы со стола и одним духом осушили их. Но что это -

не наваждение ли? Они еще не успели проглотить волшебное питье, а уже во

всем их существе совершилась перемена. Глаза стали ясными и блестящими, серебристые кудри потемнели, и за столом сидели теперь трое джентльменов

средних лет и женщина еще в полном цвету.

- Дорогая вдовушка, вы очаровательны! - воскликнул полковник Киллигру, не сводивший глаз с ее лица, от которого тени старости отлетели, как ночной

сумрак перед пурпуром зари.

Хорошенькая вдовушка знала по опыту прошлых лет, что в своих

комплиментах мистер Киллигру не всегда исходит из верности истине; поэтому

она вскочила и бросилась к зеркалу, замирая от страха, как бы не увидать в

нем безобразное лицо старухи. Между тем трое джентльменов всем своим

поведением доказывали, что влага Источника юности обладала некоторыми

опьяняющими свойствами; впрочем, выказываемая ими легкость в мыслях могла бы

быть просто следствием приятного головокружения, которое они почувствовали, внезапно избавившись от бремени лет. Мистер Гаскойн, видимо, был поглощен

размышлениями на какие-то политические темы, но относились ли они к

прошлому, настоящему или будущему, определить было нелегко, так как на

протяжении этих пятидесяти лет были в ходу одни и те же идеи и сентенции. Он

то изрекал трескучие фразы о любви к отечеству, национальной гордости и

правах народа, то лукавым, двусмысленным шепотком бросал какие-то крамольные

намеки, столь, однако, туманные, что даже сам он едва ли улавливал их

сущность; то, наконец, принимался декламировать с верноподданническим

пафосом в голосе, словно его отлично слаженным периодам внимало царственное

ухо. Тем временем полковник Киллигру напевал веселую застольную песню, позванивая бокалом в такт припеву, причем его взор то и дело возвращался к

округлым формам вдовы Уичерли. Сидевший напротив него мистер Медберн

углубился в сложные денежные расчеты, в которые странным образом вплетался

проект снабжения Ост-Индии льдом с помощью четверки китов, впряженных в

полярный айсберг.

Что до вдовы Уичерли, она стояла перед зеркалом, жеманно улыбаясь и

делая реверансы собственному изображению, словно старому другу, любимому