И пришлось Удалову идти к соседу за машинкой, понимая при том, что хитрец Коко сделал это не случайно: хочет он, чтобы Удалов собственными глазами убедился, насколько моральный облик отдельных жителей нашей планеты оставляет желать лучшего… И Удалов пересек лестничную площадку, злой на Коко, злой тем более на Ложкина с Ивановым. И он, хоть и надеялся в глубине души, что коллекционеры мирно пьют чай, сам себе не верил, и потому, как только Ложкин приоткрыл дверь, Корнелий отстранил его, метнулся в комнату и увидел, как Иванов пытается прикрыть телом машинку, кляссеры, марки, все орудия преступления.
— Не старайся, Ипполит, — произнес Удалов голосом Командора, который застукал Дон Жуана, хотя никакого морального удовлетворения от этого не получил. — Я в курсе.
— Он в курсе, — сказал за его спиной Ложкин. — Этот Коко у него остановился.
— Сдавайте копирку. Нельзя вам доверять…
— Мы только испытывали, — проговорил Ипполит, красный, как свекла, хватаясь за сердце.
— Солидно наиспытывали, — сказал Удалов. — Если вам машинку еще на час оставить, вы за деньги возьметесь, или как?
— Деньги в нее не поместятся, — возразил Ложкин.
И Удалов понял, что даже такая отвратительная мысль уже посещала его соседа. Человека, которого он знал много лет, не очень любил, но не сомневался в его порядочности…
Удалов снял со стола машинку, хотел было порвать марки, но не знал, какие из них настоящие, а какие — копии. И ему ли судить этих людей?.. Они сами себя осудят.
Удалов без единого слова вышел на лестничную площадку, закрыл за собой дверь. И остановился. Машинка, плоская, похожая на портсигар, лежала на ладони. Что хочешь можно сунуть в нее. Ну хоть автобусный билет. Интересно, а что будет? Удалов достал автобусный билет из кармана. На лестничной площадке было не очень светло — одна лампочка в двадцать пять свечей. Удалов оглянулся: никто не наблюдает? Никто за ним не наблюдал. Удалов вложил автобусный билет в щель на торце портсигара. Ага, нужна еще бумажка, чтобы из нее сделать копию. Бумажку он вырвал из записной книжки.
Сунул туда же. Машинка тихо зажужжала. Потом с другого конца выскочили две одинаковые бумажки. Две странички из записной книжки, совершенно одинаковые. Видно, Удалов в чем-то ошибся, и машинка скопировала не билет, а наоборот. И тут Корнелий словно проснулся.
Понятно, думал он мрачно, комкая в кулаке листочки. Все понятно. Как же я сразу не сообразил! Тоже мне называется — галактический друг! Как же я мимо ушей пропустил, что он монографию пишет о чести и честности! Испытываешь. Старика Ложкина испытывал. Иванова испытывал. А потом меня, друга своего, послал на испытание. И почудилось Удалову, что электрическая лампочка в двадцать пять вольт над головой подозрительно пощелкивает. Может быть, снимает его действия на пленку, чтобы сделать из него, Удалова, иллюстрацию к тридцатитомному труду.
Удалов распахнул дверь к себе в квартиру. Коко метнулся от двери, прыгнул на диван.
— Что тебя так долго не было? — спросил он ласково.
— Возьми машинку, — сказал Удалов. — Провокатор паршивый.
— Ну что ты, что ты… — быстро заговорил Коко. — На тебя эксперимент не распространялся.
— Это мне без разницы. Собирай свои вещи и вон из моего дома, понял? У Иванова сердце плохое, старик Ложкин наверняка простудился…
— Корнелий, дорогой, будь разумен!
— Не буду! Мы тебе не морские свинки. Убирайся.
— А как же космическая дружба? — спросил Коко.
— О ней ты и подумай на досуге.
— Но на улице дождь! Куда я денусь? В гостиницу меня не пустят…
Удалов не слушал. Он подошел к окну и, прижавшись лбом к холодному стеклу, стоял, глядя в темный двор. Одинокий фонарь освещал полукруг земли у подъезда. Дверь растворилась, из нее вышел Ипполит Иванов и побрел куда-то, не замечая дождя. Потом дверь приоткрылась вновь, и из дома выскользнула изящная пернатая ящерица.
Тогда Удалов пошел спать.
ТЕХНОЛОГИЯ РАССКАЗА
Я не знаю еще, о чем будет рассказ. И тем более не подозреваю, как он будет называться.
Я намерен написать его, не скрывая от читателя, как это будет делаться.
Тому есть причины.
Мне приходилось выслушивать упреки, что я не настоящий фантаст, потому что не отражаю последних научно-технических достижений, а ограничиваюсь, подобно презренным реалистам, прописными морально-этическими истинами.
Я принимаю вызов и объявляю о намерении написать подлинно научно-фантастический рассказ, в основе которого будет лежать частный факт научного прогресса. Я попытаюсь умилостивить членов клубов научной фантастики, которые совершенно не реагируют на художественную литературу, но готовы восхвалить любую окололитературную подделку, буде она сдобрена наукообразностью. Я намерен проникнуть в содружество истинных фантастов.
Теперь следует отыскать в море прогресса зацепку для сюжета.
Написав последнюю строку, я отошел от пишущей машинки и занялся поисками.